Ценить не научились мы поныне
Высоких слов и запросто порой,
Что произносят тихо на вершине,
Выкрикиваем громко под горой.
Ценить не научились мы поныне
Высоких слов и запросто порой,
Что произносят тихо на вершине,
Выкрикиваем громко под горой.
… в людях осталось лишь то, что годится для схемы. Слова искажают, чтобы вместить, упрощают, чтобы передать, и убивают, чтобы понять, — твоих людей перестала питать жизнь.
Они могли подолгу сидеть и смотреть друг другу в глаза, не произнося ни слова, изучая те глубины душ друг друга, на которых слова уже не нужны. Эти двое были диаметрально противоположны, и в то же время имели столько общего.
Ты сел в седло, веселый иль угрюмый,
Не торопись, уму не прекословь,
На полпути, остановись, подумай,
И оглянись, и путь продолжи вновь!
Все они бездумно повторяли то, что дошло до них от далеких предков, передаваясь из поколения в поколение. Я, однако, пришел к убеждению, что давно усопшие и при жизни-то были ничуть не мудрее нас, а уж то, что они умерли, никоим образом не могло добавить им мудрости. Так что эти выставляемые как непреложная истина слова мертвых я всегда воспринимал определенным образом — как мы говорим, йка мапильксокоитль, то есть не ставил и в мизинец. По-вашему — ни в грош.