Carpe Jugulum. Хватай за горло!

Всемогучий Овес, часто моргая, смотрел на матушку поверх сложенных для молитвы рук. Затем он украдкой покосился на топор.

– Ты не успеешь, – сказала матушка, не двигаясь с места. – Если уж собирался использовать его, надо было заранее брать в руку. Молитва – это, конечно, хорошо. Она иногда помогает привести мысли в порядок. Но топор есть топор, во что бы ты ни верил.

– Вижу, ты много размышлял, Ходжесааргх.

– Спасибо, госпожа Ветровоск.

– Жаль, так ни до чего и не додумался, – продолжила матушка.

– Например, сейчас идет весьма интересный спор о природе греха.

– И что они думают? Резко осуждают?

– Не так все просто. Этот вопрос нельзя разложить на черное и белое. В нем много оттенков серого.

– Ерунда.

– Прошу прощения?

– Серый цвет – это тот же белый, только грязный. Ты не знаешь элементарных вещей, я поражена. А грех, молодой человек, – это когда к людям относятся как к вещам. Включая отношение к самому себе.

– Боюсь, все гораздо сложнее…

– А я не боюсь. Потому что не сложнее. Когда люди начинают говорить, что все гораздо сложнее, это значит, они боятся, что правда им может не понравиться. Люди как вещи, с этого все и начинается.

– Но есть ведь куда более серьезные преступления?

– Однако все начинается с того, что о людях начинают думать как о вещах…

– Помоги мне встать, а?

– А волшебное слово? – прорычал он.

– О, не думаю, что такой религиозный человек, как ты, должен забивать себе голову всякими волшебными словами, – фыркнула матушка. – Священные слова куда лучше. Например: делай, что говорят, иначе я тебя искореню. Всегда действуют.

Эти книги были древними! Но не менее древними были вампиры! Можно даже сказать каноническими. Ледяной нож сомнения все глубже вонзался в его разум. Откуда нам знать, кто что написал? Чему или кому можно верить? Какое из писаний святое? И в чем состоит истина?

– Пророк Брута завещал: «Да будет десять тысяч голосов», – пояснил священнослужитель. – Иногда мне кажется, что он имел в виду, мол, лучше спорить между собой, чем казнить неверующих огнем и мечом. Все так сложно. – Он вздохнул. – К Ому ведут сотни путей. К сожалению, мне иногда кажется, что на большинстве из них кто-то разложил грабли. Вампир был прав. Мы утратили свой огонь…

– Но вы жгли на нем людей!

– Знаю… знаю…

Редкая птица способна вести себя в клетке более спокойно, чем ланкрский ухтыястреб, он же мученик бородатый. Это плотоядная птица, пребывающая в вечных поисках возможности стать вегетарианцем. Большую часть времени ухтыястреб, но, когда совсем подводит желудок, он предпочитает спокойно сидеть на ветке и ждать, пока кто-нибудь умрет. Перед тем как погрузиться в сон, мученик бородатый покрепче обхватывает ветку когтями, после чего переворачивается вниз головой – и спокойно дремлет. Ходжесааргх разводил этих птиц лишь потому, что встречались они только в Ланкре, а еще ему нравилось их оперение. Но все заслуживающие уважения сокольничие соглашались с тем, что поразить дичь при помощи ухтыястреба можно одним-единственным способом – если метнуть им из пращи.

Обычно я избегаю физических методов воздействия, но они позволяют экономить время, которое тратится на всякие бесполезные споры.

Выбирать… Всегда приходится выбирать.

Она вспомнила того мужчину из Шпакли, который убивал детишек. Одного взгляда хватило, чтобы увидеть в его голове вину, извивающуюся алым червем. А потом она привела людей на его ферму, указала место, где нужно копать, а он упал на землю у ее ног и принялся молить ее о снисхождении, говорил: дескать, был пьян, всё эта проклятая выпивка…

Зато она поступила абсолютно трезво. «Ты закончишь свою жизнь в петле», – вот что она тогда сказала.

И его утащили и вздернули на пеньковой веревке, а она все это видела, потому что должна была смотреть, должна была ему, а он проклинал ее, что было несправедливо, ведь он ушел чисто, односельчане просто не посмели ослушаться, иначе все было бы куда страшнее, и она глядела и видела, как над ним нависает тень Смерти, после чего за спиной Смерти возникли какие-то маленькие светящиеся фигурки, а потом…

Кресло, раскачиваясь взад-вперед, громко скрипело в темноте.

Крестьяне ликовали, ведь справедливость восторжествовала, и тогда она, потеряв терпение, велела всем разойтись по домам и молиться богам, в которых они верили, дабы подобное никогда не случилось с ними. Самодовольная рожа торжествующей добродетели почти так же ужасна, как лицо разоблаченного порока.

Нянюшка смахнула кота с трона.

– Кот имеет право смотреть на короля, – возвестила она.

– Но не с таким выражением.