Алекс (Аше) Гарридо

Пока кругом сияет листопад,

колышет ветер золотую реку.

На эти листья страшно наступать,

а больше некуда.

Ещё успеем перезимовать

и в грязь втоптать невинность бела снега.

А страшно как — любимых предавать,

а больше некого.

Весна прозрачна. Шёлк — её наряд.

Клянись, что расстаемся не навечно.

Страшнее нет — надежду потерять,

а больше нечего.

Созрело лето, как запретный плод,

и алый свет слепит глаза под веками.

Молиться страшно. Богу — не поймёт.

А больше некому.

10.00

Другие цитаты по теме

Человек больше всего должен бояться тех, кого любит. Ведь больнее всего бьют самые близкие.

Нет ничего хуже предательства родного человека. По себе знаю. Ты теряешь мгновенно веру во все. В любовь, доверие, надежду и то, что когда-нибудь ты сможешь еще стать счастливым.

Люди не способны создать нечто из ничего. Им нужно отталкиваться от чего-то. Ведь человек — не бог.

Бог жалует тяжкой смертью тех, кого препаче любит. Я вот тоже хочу в муках умереть. Может, мне за то грехи простятся. Много их было...

Много ли в мире найдется людей, которым не нравятся красные розы? Лальен они жутко не нравились. Она их почти ненавидела. Эти цветы стали для нее не символом любви, нет, они ассоциировались у нее только с предательством и обманом.

О природа, объяв человека в пелены скорби при рождении его, влача его по строгим хребтам боязни, скуки и печали чрез весь его век, дала ты ему в отраду сон. Уснул, и все скончалось. Несносно пробуждение несчастному. О, сколь смерть для него приятна. А есть ли она конец скорби? — Отче всеблагий, неужели отвратишь взоры свои от скончевающего бедственное житие свое мужественно? Тебе, источнику всех благ, приносится сия жертва. Ты един даешь крепость, когда естество трепещет, содрогается. Се глас отчий, взывающий к себе свое чадо. Ты жизнь мне дал, тебе ее и возвращаю; на земли она стала уже бесполезна.

Человек умирает столько раз, сколько теряет своих близких.

— Даже иронично. Я только рассказал, как сильно ты похож на прошлого Уэллса — и вот мы попали в ту же ситуацию. Я стою по эту сторону стекла и задаю вопрос: «Почему?»

— Я должен был это сделать, чтобы спасти свою дочь.

— Любой ценой, верно? Даже ценой дочери Джо?

— Я же сказал, что предам вас! Я говорил, что мне придётся выбирать!

— Ты выбрал неправильно.

— Это точно. Я только что пожертвовал своей дочерью. Я приговорил её к смерти, чтобы спасти твоего сына.

— Мне пожать тебе руку?

— Отправьте меня домой. Верните на Землю-2. Подумайте сами: Зум хочет, чтобы ты стал быстрее. Он хочет получить от тебя больше силы скорости. Верните меня и закройте за мной брешь реактором, закройте все бреши! Когда их не станет, Зум не сможет сюда попасть. Никогда. Вы поставите точку.

— А как же твоя дочь?

— Спасти её — мой долг, не ваш.

... Поэтому я утверждаю, что боги поступают с нами не по правде: они не желают оставить нас в покое, чтобы мы прожили нашу короткую жизнь как умеем, но и направить нас на верный путь не хотят. Видно, ни то ни другое не доставило бы им радости. Они предпочитают подкрадываться исподтишка, лукавить, насылать на нас зыбкие сны, тёмные пророчества и видения, исчезающие под твоим взглядом, молчать, когда мы вопрошаем их, и нашёптывать на ухо неразборчивые советы, когда мы в них не нуждаемся. Одним они являют то, что скрывают от других; они играют с нами в жмурки, в прятки, в кошки-мышки, дурачатся и насмешничают. Не потому ли в священных местах всегда стоит полумрак?