Я думал, стану царём — буду делать что хочу! А тут — ничего делать не дают!
Быть царём так же плохо, как и не быть царём.
Я думал, стану царём — буду делать что хочу! А тут — ничего делать не дают!
— Не царское это дело — полы натирать!
— А… а я полы не натираю! Я катаюсь! Может царь кататься?
— Никак нет. Вас царём поставили — вот вы и стойте!
Разве подобает царю, если его бьют по щеке, подставлять другую? Как же царь сможет управлять царством, если допустит над собой бесчестье?
О трех предметах не спеши рассуждать: о Боге, пока не утвердишься в вере; о чужих грехах, пока не вспомнишь о своих, и о грядущем дне, пока не увидишь рассвета.
... я делю людей на две категории: на тех, кто оценивает собственные успехи, сравнивая себя с какими-то образцами, и тех, кому совершенно всё равно, чего добились другие. Эти люди судят о себе исходя из того, насколько им удалось реализовать потенциал ситуации, в которой они оказались.
— Ух ты! Настоящая царевна! А какого роду-племени будешь?
— Ты, свет очей моих, не из милиции случайно? Может, тебе ещё и грамоты пограничные показать? А может, ты меня обыскать хочешь?
— Лучше не надо...
И дожил царь Давид на свете
до многолетья.
Одрях совсем; и покрывали
и грели ризами его,
но ими все ж не согревали
рабы владыку своего.
Но отроки не оплошали
(они натуру волчью знали):
чтоб греть его, девиц нашли,
царевен лучших красотою,
и к старику их привели —
да греют кровью молодою
они царя. И разошлись,
замкнувши двери за собою.
Облизнувшись, кот старый
слюни распускает
и к одной сунамитянке
лапы простирает.
А она, себе на горе,
лучшая меж ними,
меж подругами, как будто
лилия в долине
меж цветами. Так вот она
собой согревала
царя-старца; а девицы
меж собой играли
голенькие. Как там она
грела, я не знаю,
знаю только, что царь грелся
и... и «не познаю».
Люди, рассуждающие обо всем на свете, как правило, не могут разобраться с собственной жизнью.
— Чем ты отличаешься от царя? — спросили одного философа.
— Царь — раб своих страстей, я же — их повелитель, — ответил он.