— Будь это «Тонипиканка» она бы всё съела.
— Достал!
— Будь это «Тонипиканка» она бы всё съела.
— Достал!
— Белое мясо или тёмное?
— Где моя курица?!
— Она в порядке. Я её покормила.
— Мама, что она ест?
— То же, что и мы.
— Ты кормишь курицу курицей?
— А что, по-твоему, я должна ей персонально готовить?
— Как ты могла?
— Но ведь она не знает. И потом, это деликатес.
— Кошмар. «Молчание куриц».
Как правы рабочие в своем «материализме»! Как они правы, считая, что сначала надо наесться, а потом хлопотать о душе, подразумевая просто порядок действий, а не ценностей!
— Вообще-то было бы неплохо хоть раз не слышать жалобы Шелдона по поводу моей праздничной стряпни.
— Извини, но каждый год ты готовишь ужасную еду и каждый год ты выслушиваешь мои недовольства, традиции для тебя вообще ничего не значат!
Набив брюхо, хорошо вздремнуть, но разве заснешь после половинки паршивого, дешевого завтрака!
— Надеюсь, вы не против... Я люблю, чтобы рыбу подавали с головой.
— Ничего, если вы не будете так же подавать курицу.
Питаться в одиночку так же противоестественно, как срать вдвоем!
(Раневская с завистью говорила Евгению Гавриловичу, жившему в свои последние годы в Доме ветеранов кино:
«Вам хорошо: пришел в столовую — кругом народ, сиди и ешь в удовольствие! А я все одна за стол сажусь… Кушать одной, голубчик, так же противоестественно, как срать вдвоем!»)
— Это особое блюдо — твое любимое.
— Лучше готовь зелья, на вкус оно как болото, из которого меня вытащил Артур.