— Я самый выдающийся отрок этого города!
— Ладно, в отделении разберутся, при чем тут окорок.
— Я самый выдающийся отрок этого города!
— Ладно, в отделении разберутся, при чем тут окорок.
— Я полагаю, каждому будет приятно наиграться собственным мячом.
— Да пойми ты, чудак человек, сущность футбола заключается в том, что...
— Понял! Значит, я лишил «Шайбу» верного гола?
— Ну да!
— Ну как, прекраснейший из учащихся? Потряс ли ты своими ответами учителей своих и товарищей своих?
— Потряс…
Джинн ты, конечно, в высшей степени могущественный. Но в современной жизни ты разбираешься хуже младенца.
— Как ты, Лобанов, самый тупой врач клиники, можешь обмануть Быкова, самого умного врача клиники?
— Сейчас ты у меня станешь самым мертвым врачом клиники!
На чтение часто времени не хватало, находились дела поважнее: сигареты, секс, качели.
Только теперь, когда я сама любила гранату, до меня дошла ослиная глупость попытки спасти других от моей неминуемой и скорой дефрагментации: я не могу разлюбить Огастуса Уотерса. И не хочу.
Мне всегда нравились люди с двумя именами — можно выбирать, как называть: Гас или Огастус. Сама я всегда была Хейзел, безвариантная Хейзел.
— Мам. Сон. Борется. С. Раком.
— Дорогая, но ведь есть и лекции, которые надо посещать. К тому же сегодня... — В мамином голосе явственно чувствовалось ликование.
— Четверг?
— Неужели ты не помнишь?
— Ну не помню, а что?
— Четверг, двадцать девятое марта! — буквально завопила она с безумной улыбкой на лице.
— Ты так рада, что знаешь дату? — заорала я ей в тон.
— Хейзел! Сегодня твой тридцать третий полудень рождения!