... солидное постоянство старых зданий, смягченное огнями фонарей, внушает поразительную уверенность.
Когда мы молоды и красивы, мы бываем очень жестокими.
... солидное постоянство старых зданий, смягченное огнями фонарей, внушает поразительную уверенность.
Нетрудно прослыть законодательницей мод, если у твоего мужа состояние в пятьдесят миллионов.
Гашиш, даже употребляемый по духовным соображениям, делает потребителя тупым параноиком.
Самоубийцы, как подсказывал опыт, ловко симулируют интерес к будущему, в котором не видят для себя места. У этой Лэндри золотисто-розовое утро вполне могло смениться мрачным, безнадежным днем, не говоря уже о половине роковой ночи.
На сцене в художественном беспорядке были расставлены старинные, потертые стулья (один лежал на боку), на которых сидели три фотомодели. Это были существа особой породы, чьи лица и фигуры отличались редкостными пропорциями, занимающими положение ровно посередине между странными и поразительными.
При любом исходе выборов нужно было готовится к сокращению бюджетных средств, масштабному и болезненному; подчас лидеры политических партий своими вкрадчивыми речами напоминали Страйку хирургов – тех, кто осторожно предупреждал, что он, возможно, испытает некоторый дискомфорт; тех, кто никогда не пройдет через ту боль, которую готовится причинить.
Как ни странно, бесчисленные фотографии, демонстрирующие таинственную внешность топ-модели, до сих пор не помогали, а только мешали Страйку поверить, что Лэндри когда-то существовала в реальности. У нее были довольно стандартные черты, обобщенные, абстрактные, но при этом лицо поражало уникальной красотой. Однако сейчас, в конторе, эти сухие черные значки на бумаге, полуграмотные тексты с непонятными посторонними шутками и прозвищами вызывали перед ним призрак погибшей девушки. За ее сообщениями Страйку открылось нечто такое, чего не доказывали сотни ее фотографий: он скорее нутром, чем умом осознал, что тогда, на заснеженной лондонской улице, разбилась насмерть реальная девушка из плоти и крови, которая жила, смеялась, плакала. Перелистывая страницы дела, он рассчитывал найти хотя бы ускользающую тень убийцы, но вместо этого видел только призрак самой Лулы, глядевшей на него – как порой бывает с жертвами насильственных преступлений – сквозь обломки прерванной жизни.
Каждая новая ложь вплеталась в ее существо, в ткань ее жизни, а потому находиться с нею рядом, любить, добиваться правды и сохранять при этом рассудок становилось все труднее. Как же произошло, что он, который с ранней юности испытывал потребность расследовать, узнавать наверняка, извлекать истину из каждой головоломки, без памяти и без срока влюбился в женщину, которая врала так же легко, как дышала?
Умереть — это всё равно, что уйти с вечеринки, а потому не стоит горевать, если свалить придется пораньше.