Я закрою глаза, я забуду обиды,
Я прощу даже то, что не стоит прощать.
Приходите в мой дом, мои двери открыты,
Буду песни вам петь и вином угощать.
Я закрою глаза, я забуду обиды,
Я прощу даже то, что не стоит прощать.
Приходите в мой дом, мои двери открыты,
Буду песни вам петь и вином угощать.
Хозяйка гостиницы «Виолетта» открыла мне дверь до того, как я постучала.
— Заходи, всё готово.
— Что готово?
Она махнула. Я прошла за ней по коридору, поднялась на второй этаж. Перила лестницы блестели, как петушки-карамельки на солнце.
— Вот твоя комната.
На окнах не было штор, нараспашку ставни. Подсвечник на тумбочке вместо лампы. Край одеяла отвернут, пирамидами стояли взбитые, как торт «Павлова», две подушки. Эта спальня обняла меня крепче мамы.
Я закрою глаза, я обиды забуду,
Я прощу все, что можно, и все, что нельзя.
Но другим никогда, видит Бог, я не буду,
Если что-то не так, вы простите меня.
— Здравствуй, Рорри. Надеюсь, ты будешь чувствовать себя здесь, в Кериджморе, как дома.
— Я получу ключ от входной двери?
— Мы никому не даем ключ от входной двери.
— Значит, тут я не дома, верно?
Нащокин занят делами, а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла нет свободного.
А это болотник – символ гостеприимства. Вручая тебе букет болотника, я приглашаю тебя в свой дом и в свою жизнь.
Нечасто так бывает, что в чужом, совершенно незнакомом доме мгновенно начинаешь чувствовать себя уютно. Это и от хозяев зависит, и от самого дома... впрочем, дом — это лишь отражение хозяев. Более яркое и честное. Никакие слова и улыбки не помогут ощутить тепло, если вещи хранят холод.
Нащокин занят делами, а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла нет свободного.
Не осуждай меня, мама,
я ведь только тем и жил,
что знал — ты меня ждёшь.
Я знаю, ты плачешь вечерами и видишь сны,
где я совсем ещё маленький,
подкрадываюсь к тебе и закрываю твои глаза ладошками.
Ты нарочно говоришь: «Отец? Татьянка?»
Я смеюсь: «Нет-нет, не угадала!»
Отцу с Танюхой привет.
Деньги в конверте не шли,
суки всё вынут,
но я же назло им вернусь,
потому что ты меня ждёшь!