Когда на художника снисходит вдохновение, он становится ужасно бесцеремонным.
— И прощание может быть прекрасным.
— Но болезненным.
— Порой боль тоже прекрасна.
Когда на художника снисходит вдохновение, он становится ужасно бесцеремонным.
Я говорил вещи, противоречащие моим убеждениям. То есть у меня как бы два мнения. Одно я бы назвал фривольной поверхностью моей внешней натуры, другое — подлинной глубиной моей второй натуры, так сказать, моей пранатуры.
Когда твоё самое дорогое сокровище у тебя в руках, ты этого не осознаешь — и понимаешь лишь тогда, когда оно ускользнет.
Любовь — это борьба. И главная опасность — желание отдать себя целиком. Кто сделает это первым — тот проиграл. Нужно сжать зубы и быть жестоким — тогда победишь.
Еще со времен санатория она знала, что иногда бывает тяжелее смотреть на вещи покойного, чем на него самого.
Мы никогда не грустили бы. Мы смеялись бы или молчали и иногда переживали бы часы, когда на нас серым туманом набрасывалась мировая скорбь; но мы всегда знали бы, что мы вместе, и, окутанные туманом и озадаченные загадками, прямо перед каменным обличьем Медузы разжигали бы костер нашей любви, а потом, не ведая страха и исполненные взаимного доверия, засыпали бы в объятьях друг друга, и когда просыпались бы, все было бы унесено прочь — и туман, и загадки, и бездна вопросов без ответов, и Медуза улыбалась бы нам... Мы никогда не грустили бы.
Странно. Иногда умирает сотня людей, и ничего не ощущаешь, а иногда — один, с которым в общем-то не многое тебя связывает, а кажется, будто это тысяча.
Странная ночь, — подумал он. — Где-то сейчас стреляют, где-то преследуют людей, бросают в тюрьмы, мучают, убивают, где-то растаптывают кусок мирной жизни, а ты сидишь здесь, знаешь обо всем и не в силах что-либо сделать... В ярко освещенных бистро бурлит жизнь, и никому ни до чего нет дела...