Эта цепь случайных и непреднамеренных событий сводит меня с ума.
А вы все время мне тычите, ведя за собой не туда.
Эта цепь случайных и непреднамеренных событий сводит меня с ума.
А вы все время мне тычите, ведя за собой не туда.
Вместо «сохранить на века» мне говорят «рви».
Я хватаю тебя за руки,
а внутри прошу: «отпусти»...
Я падаю в иные пространства,
в посторонние смыслы,
в мистические рубежи.
Мне, знаете, как-то комфортнее, когда рядом со мной ни души.
Я не спала, кажется, все двадцать семь полных лет.
Училась, писала, врала. Искала тайный ингредиент.
Иногда казалось — нашла.
Искала себя у чужих,
Искала себя в других лицах.
А затем устала и жить стала в мужских глазницах.
Сидела в дверях, у дверей. Ждала какого-то часа.
Наверное, я, как и все, обычная серая масса.
Отражалась в окнах напротив, они отражались во мне.
Мне было, в общем-то, пофиг на всё, что было не мне.
Сейчас за окном не дождливо, и кажется, стало темно.
В кружке плескается жижа, а ей бы пошло так вино.
Окон напротив нету.
В соседней стране война.
Мне снова как будто бы восемь.
Мне вновь не сомкнуть глаза.
И на выдохе осень замолчала.
Капли дождя превращались в большие грунтовые шары.
Знаешь, я давно так уже не скучала.
Не спасают от холода ни одни шарфы...
И эта боль уйдет с тающим снегом или с первым дождем. В этом месяце, кажется, все умирается дольше.
Моя улица пульсирует на картах, словно маяк для спасения. Я откликаюсь на доброе слово, на мягкий взгляд. Но меня ничего не должно касаться.
Каждая клетка плачет свою историю, в каждом движении своя неловкость и крик. Мне хочется простить себя за то, что столько настоящего живет в сейчас.
Моя боль уйдет с тающим снегом или с первым дождем. Развеется наш запах, рассыпятся в воспоминаниях слова.
Я складываю руки: ладонь к ладони.
Глубокий и пунктирный вдох и выдох.
Календарные числа роняют свои листы. Вдох.
Боль уйдет...
Протяжный выдох.
Все рвутся в Питер, словно дикари.
Вам что, своих дождей и камня не хватает?
Те, кто живут здесь, вымирают изнутри,
Других же это просто вдохновляет.
Жизнь человека — темная машина. Ею правит зловещий гороскоп, приговор, который вынесен при рождении и обжалованию не подлежит. В конечном счете все сводится к нулю.
Ах, не заснуть
Одной на холодном ложе.
А тут этот дождь -
Так стучит, что даже на миг
Невозможно сомкнуть глаза.
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?