Святослава Булавская

Я не спала, кажется, все двадцать семь полных лет.

Училась, писала, врала. Искала тайный ингредиент.

Иногда казалось — нашла.

Искала себя у чужих,

Искала себя в других лицах.

А затем устала и жить стала в мужских глазницах.

Сидела в дверях, у дверей. Ждала какого-то часа.

Наверное, я, как и все, обычная серая масса.

Отражалась в окнах напротив, они отражались во мне.

Мне было, в общем-то, пофиг на всё, что было не мне.

Сейчас за окном не дождливо, и кажется, стало темно.

В кружке плескается жижа, а ей бы пошло так вино.

Окон напротив нету.

В соседней стране война.

Мне снова как будто бы восемь.

Мне вновь не сомкнуть глаза.

0.00

Другие цитаты по теме

Вместо «сохранить на века» мне говорят «рви».

Я хватаю тебя за руки,

а внутри прошу: «отпусти»...

Я падаю в иные пространства,

в посторонние смыслы,

в мистические рубежи.

Мне, знаете, как-то комфортнее, когда рядом со мной ни души.

Эта цепь случайных и непреднамеренных событий сводит меня с ума.

А вы все время мне тычите, ведя за собой не туда.

И эта боль уйдет с тающим снегом или с первым дождем. В этом месяце, кажется, все умирается дольше.

Моя улица пульсирует на картах, словно маяк для спасения. Я откликаюсь на доброе слово, на мягкий взгляд. Но меня ничего не должно касаться.

Каждая клетка плачет свою историю, в каждом движении своя неловкость и крик. Мне хочется простить себя за то, что столько настоящего живет в сейчас.

Моя боль уйдет с тающим снегом или с первым дождем. Развеется наш запах, рассыпятся в воспоминаниях слова.

Я складываю руки: ладонь к ладони.

Глубокий и пунктирный вдох и выдох.

Календарные числа роняют свои листы. Вдох.

Боль уйдет...

Протяжный выдох.

И на выдохе осень замолчала.

Капли дождя превращались в большие грунтовые шары.

Знаешь, я давно так уже не скучала.

Не спасают от холода ни одни шарфы...

Все рвутся в Питер, словно дикари.

Вам что, своих дождей и камня не хватает?

Те, кто живут здесь, вымирают изнутри,

Других же это просто вдохновляет.

И так до скончания века — убийство будет порождать убийство, и всё во имя права и чести и мира, пока боги не устанут от крови и не создадут породу людей, которые научатся наконец понимать друг друга.

Когда рождается младенец, то с ним рождается и жизнь, и смерть.

И около колыбельки тенью стоит и гроб, в том самом отдалении, как это будет. Уходом, гигиеною, благоразумием, «хорошим поведением за всю жизнь» — лишь немногим, немногими годами, в пределах десятилетия и меньше ещё, — ему удастся удлинить жизнь. Не говорю о случайностях, как война, рана, «убили», «утонул», случай. Но вообще — «гробик уже вон он, стоит», вблизи или далеко.

Меж бесов поживёшь — и доброта

покажется диковинной страной,

где ценят плод за то, что он есть плод,

где счастье простоты поёт кукушкой,

звенит в долине сердца.

Ты права, я должен был признаться тебе и раньше...

Я люблю тебя. И всегда любил. Я думал, что ты поступаешь нечестно, но поступал нечестно я, потому что молчал. Я был никакой, но ты меня изменила. Сейчас я уже другой.