Святослава Булавская

Другие цитаты по теме

Я могу скучать по тебе словами, фразами и целыми городами. Порой о тебе говорят люди, чужие совсем люди, вывески и пару реклам...

Я могу скучать по тебе сутками, царапаться кошками и растворяться в ночных витрах. Обнимать тебя страницами, снами и удерживать на волоске.

Я хожу по улицам волком, стараюсь выследить «нашести» запах.

Бесполезный рефлекс приютился,

Как и то, что ты не со мной.

Вместо «сохранить на века» мне говорят «рви».

Я хватаю тебя за руки,

а внутри прошу: «отпусти»...

Эти встречи считать подарками -

Что пред каменным львом заискивать.

Не сутулясь бродить под арками,

Или дождь в свои вены впрыскивать.

Петергоф обнимать в подрамники

И высматривать птичье пение

Там, где листья плывут подранками

Вслед фонтанному откровению.

Всё пастелью тумана смажется,

Всё насытится вдохновением,

И слеза на щеке не кажется

Ни судьбою, ни преступлением...

Девушки измеряют свою любовь в прыжках во вдохновение.

Да-да, присмотритесь, если она вдруг начала печь кексы, искать новые шторки, фотографировать, писать или выводить узоры на своем маникюре, то эфир уже растворился и бесконтрольные всплески потеряли всякую цель.

Это новое состояние — истинное женское.

Такое некое творчество чувств: чистое, яркое и ювелирно коварное.

Я падаю в иные пространства,

в посторонние смыслы,

в мистические рубежи.

Мне, знаете, как-то комфортнее, когда рядом со мной ни души.

Не верь, не верь себе, мечтатель молодой,

Как язвы, бойся вдохновенья...

Оно — тяжёлый бред души твоей больной

Иль пленной мысли раздраженье.

Эта цепь случайных и непреднамеренных событий сводит меня с ума.

А вы все время мне тычите, ведя за собой не туда.

Город, где я не был счастлив, к несчастью, ни разу -

Всё как-то на нервах, наверно, уже не добиться любви никак.

По Питеру надо скакать на лошадке, начистив кирасу,

А мы-то плетемся в немытых такси

Да несвежих воротничках...

Я не спала, кажется, все двадцать семь полных лет.

Училась, писала, врала. Искала тайный ингредиент.

Иногда казалось — нашла.

Искала себя у чужих,

Искала себя в других лицах.

А затем устала и жить стала в мужских глазницах.

Сидела в дверях, у дверей. Ждала какого-то часа.

Наверное, я, как и все, обычная серая масса.

Отражалась в окнах напротив, они отражались во мне.

Мне было, в общем-то, пофиг на всё, что было не мне.

Сейчас за окном не дождливо, и кажется, стало темно.

В кружке плескается жижа, а ей бы пошло так вино.

Окон напротив нету.

В соседней стране война.

Мне снова как будто бы восемь.

Мне вновь не сомкнуть глаза.

Само слово Революция почти под запретом. Фигура умолчания. Музей, весь город, да и вся страна теперь — территория реставрации, реакции. Отъевшимся пузом торговый город Санкт-Петербург вытесняет последние воспоминания о Ленинграде. Подобно бетону, схватывается и застывает новая мифология. Будто и не стреляла никогда «Аврора», не размахивал наганом матрос Железняк, не мёрз караул перед Смольным. Октябрь? Историческая ошибка. Не вспоминайте. Какие-то неведомые, сатанинские, чёрные силы ворвались в Зимний, чтобы, осквернив его сияющие залы, на 70 лет погрузить всю страну в воронку ужаса и страданий, а потом навсегда исчезнуть.