Хватит слов, покаянного пыла:
всё остаётся как было...
Укор в душе всегдашний:
«Ты должен был быть бесстрашным!»
Судишь себя опять:
«Ты должен был не лгать!»
Совесть хлещет как бич:
«Ты в помощь должен был быть!»
И опускаются руки, ничто не мило.
Всё как было.
Она удивлялась временами, почему слова: Но он ведь умрет — значили так мало для них, а слова: Но он не государственный служащий — значили так мало для нее, и почему это так трудно было объяснить.
Иногда, когда говоришь: «Я тебя люблю», — думаешь: «Я тебя любил...»
Сколько слово «нет» ещё разрушит судеб?
Не все можно оправдать Клятвой, и не все можно искупить, а ты так неколебимо уверен в своей правоте, что вот-вот перейдешь черту, за которой нет пути назад. И то, что тебя ждет за этой чертой — ужасней всего, что ты себе представлял. От того, кем ты был, кого твои друзья могли любить и уважать — ничего не останется, лучшее в тебе будет кричать от боли, а худшее — стремиться приумножать эту боль. Разорванный пополам внутри самого себя, ты станешь катиться от плохого к худшему, стремясь удавить голос своей совести вместе с той половиной тебя, что еще жива; и когда тебе это удастся — будет готов еще один новобранец для Моргота.
Я бы стер слова, но как стереть ту, что как маяк стоит за ними, ту, что в нищете и простоте светит в ночь каким-то звездным, синим.
Ax, хуже рабства угрызенья совести!
Heu conscientia animi gravis est servitus!
Как много несчастий и бед
Порой рождается из промедления,
Из безнадёжного: «Стоит ли?»,
Из грустного: «А поймут ли?».
Как много ещё не открытых планет
Срывается в бездну за миг до рождения,
Затерянных в космосе слов -
Очень важных и нужных кому-то.
Слова бывают грустными,
слова бывают горькими.
Летят они по проводам
низинами,
пригорками.
В конвертах запечатанных
над шпалами стучат они,
над шпалами,
над кочками:
«Все кончено.
Все
кончено...»
У жителей Соломоновых островов, что в западной части Тихого океана, есть любопытный способ заготовки дров. Если дерево настолько большое, что топором его не срубить, туземцы валят его криком. Согласно поверью, крики убивают дух дерева. Туземцы утверждают, что способ действует безотказно. Мы — современные, цивилизованные, воспитанные люди — кричим на транспорт, на арбитров, на счета, на банки и — особенно на механизмы. Больше всего достается им и родственникам. Какой от этого толк — даже и не знаю. На механизмы и прочие предметы всё равно не действует. Пинки и то не всегда помогают. Что касается людей, то здесь туземцы с Соломоновых островов, возможно, в чём-то правы. Если кричать на живое существо, то действительно можно убить его дух. Говорят, слово не обух, в лоб не бьёт. Верно, не в лоб оно бьёт, а в самое сердце…
Задумался о тех, кто пишет фразу: «В моей смерти прошу никого не винить». Неужели они не чувствуют всего идиотского и неуместного официоза этих слов? Неужели они всерьез рассчитывают, что близкие родные, прочитав легко узнаваемый текст, пожмут плечами и сразу же согласятся: «а, ну раз так, раз любимый смертник сказал, то и не будем себя винить, пойдем помянем и по домам»? Нелепо. Глупо. И страшно, потому что именно эту фразу пишут раз за разом, повторяя снова и снова. Одну и ту же. Безобразно банально и безвозвратно жутко. Но все же именно эта фраза врастает в подкорку всей своей ледниковой плоскостью. И каждый раз, когда предательски дергается рука, когда взгляд упирается в бездонную точку ночного бессветия, когда нет сил даже сглотнуть боль, когда вжимаешь плечи в бетонную стену, превращаясь из человека в сигнальный знак «стоп», в сжатую безумием и отчаяньем пружину... Именно эта чертова фраза бегущей строкой внутреннего хаоса медленно течет по изнанке твоих собственных век.
Cлайд с цитатой