Дмитрий Коломенский

Другие цитаты по теме

Ведь мы, скорей всего бессознательно, свою власть над другими измеряем тем, как они относятся к нашему мнению о них, и начинаем ненавидеть тех, которые не поддаются нашему влиянию. Для человеческой гордости нет обиды сильнее.

К чему нам служит власть, когда, её имея,

Не властны мы себя счастливыми творить;

И сердца своего покоить не умея,

Возможем ли другим спокойствие дарить?

В чертогах кедровых, среди садов прекрасных,

В объятиях сирен, ко мне любовью страстных,

Томился и скучал я жизнию своей;

Нет счастья для души, когда оно не в ней.

Король, поддержанный Господом, воистину больше, чем человек.

Жизнь так испортила людей!

Быть честным в мире — вышла мода...

Ещё — устали от «властей»

И тех, кто тащит от народа.

Но все молчат, всё потому,

Что говорящего накажут...

Хоть не «сошлют на Колыму»,

Но погрозят или размажут...

Мы народ, Том, мы живые. Нас не уничтожишь. Мы народ — мы живем и живем.

События производят на воображение человека такое же действие, как время. Тому, кто много поездил и много повидал, кажется, будто он живёт на свете давным-давно; чем богаче история народа важными происшествиями, тем скорее ложится на неё отпечаток древности.

Давно я понял: отношенье Неба

К одним — одно, к другим — совсем другое.

Живу себе, дряхлею понемногу,

Растрачена напрасно жизнь героя!

Увидев льва среди полей.

Что пал от старости своей,

Шакалы пировать тут стали

И... ну пинать его ногами!

Попался, подлый царь зверей,

За всё ответишь нам, злодей!

И бьют, и бьют его опять...

Приятно мёртвого пинать!

Мораль сей басни такова:

Уж вы, пожалуйста, поверьте,

Пинать шакалы могут льва,

Но только после смерти!

И комиссара вдруг посетила странная мысль о том, что люди всегда остаются верными своим интересам, независимо от того, кто находится у власти: фашисты Миклоша Хорти, коммунисты Яноша Кадара или нынешние демократы, которые вчера еще были коммунистами, а завтра, может быть, снова станут фашистами. Люди всегда живут по-своему. Так было и так будет.

Но если такого наблюдателя не оказалось в галереях Лувра, зато он был на улице, где грозно раздавался его ропот и гневом искрились его глаза: то был народ, с его инстинктом, предельно обострённым ненавистью; он издалека глядел на силуэты непримиримых врагов своих и толковал их чувства также простодушно, как это делает проожий, глазея в запертые окна зала, где танцуют. Музыка увлекает и ведёт танцоров, а прохожий видит одни движения и, не слыша музыки, потешается над тем, как эти марионетки скачут и суетятся без видимой причины.