And my soul from out that shadow that lies floating on the floor
Shall be lifted – nevermore!
И душе из этой тени, что ложится на ковёр, не подняться — nevermore!
And my soul from out that shadow that lies floating on the floor
Shall be lifted – nevermore!
И душе из этой тени, что ложится на ковёр, не подняться — nevermore!
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так застукал в двери дома моего.
В городе, где ангелы боятся летать и демоны говорят вполголоса, притягательная ночь разметала свои черные дурманящие волосы под желтым опиумным светом Луны. Здесь тени падают от теней, землю охватила призрачная дрожь, но не от осеннего холода, а от экстаза. Ночь говорит своему мертвому любовнику: «Мы не должны были сюда приходить во плоти, с сердцем столь неблагоразумным. Но как тигры в высокой траве, как Христос в Гефсиманском саду, мы впитали наш страх и пришли сюда. Теперь все злодеяния сотворены как последний показ. Мы пришли сюда, но мы не должны здесь оставаться, несмотря на все, мы успели на последний поезд, ушли от смерти». Ворон постепенно все ближе и ближе к своей разбитой мечте и единственный звук, который он издает... подобен громогласному крику.
Толстеют ли люди от шуток, или сама толщина располагает к шутке – этого я никогда не мог узнать доподлинно, но, во всяком случае, худощавый шутник – rara avis in terris.
... Впечатление от наших речей, как я замечаю, далеко не всегда пропорционально их смыслу в наших глазах.
Если существует на свете крайняя, неограниченная власть, — это власть сильной личности над более податливыми натурами сверстников в годы отрочества.
В шахматах, где фигуры неравноценны и где им присвоены самые разнообразные и причудливые ходы, сложность (как это нередко бывает) ошибочно принимается за глубину. Между тем здесь решает внимание. Стоит ему ослабеть, и вы совершаете оплошность, которая приводит к просчету или поражению. А поскольку шахматные ходы не только многообразны, но и многозначны, то шансы на оплошность соответственно растут, и в девяти случаях из десяти выигрывает не более способный, а более сосредоточенный игрок. Другое дело шашки, где допускается один только ход с незначительными вариантами; здесь шансов на недосмотр куда меньше, внимание не играет особой роли и успех зависит главным образом от сметливости. Представим себе для ясности партию в шашки, где остались только четыре дамки и, значит, ни о каком недосмотре не может быть и речи. Очевидно, здесь (при равных силах) победа зависит от удачного хода, от неожиданного и остроумного решения. За отсутствием других возможностей, аналитик старается проникнуть в мысли противника, ставит себя на его место и нередко с одного взгляда замечает ту единственную (и порой до очевидности простую) комбинацию, которая может вовлечь его в просчет или сбить с толку.
Как правило, идеи возникают хаотично, подобным же образом их и выполняют и забывают.