Гончими псами летим через ночь
По следу своих утрат.
Путь безнадежен, но так суждено –
Мы знаем об этом, брат.
Гончими псами летим через ночь
По следу своих утрат.
Путь безнадежен, но так суждено –
Мы знаем об этом, брат.
Тингол:
Я слышу, как дрожит земля,
Ловлю теней неверный шепот...
Печальна участь короля,
Печальна участь короля,
Что вызвал бедствия и ропот!
Мелиан:
Твой трон не сможет устоять,
Когда исполнится проклятье.
Печальна участь короля,
Печальна участь короля,
Что гибнет от руки собратьев.
Узники слова, бредем через ночь — судьба направляет шаг,
И всякий, кто встанет у нас на пути, за нами уйдет во мрак.
Для того чтобы увидеть, что небо везде синее, вовсе не надо отправляться в этот самый долгий путь.
Судьба, видать, определена каждому своя: кому — песни петь, кому — за горло певцов душить, забивать пенье обратно в глотку.
Чем выше заберешься,
Тем больнее упадешь.
Чем больше грезишь о том, как летаешь.
Тем больше кажется, что ползешь.
Раньше смысл был в пространстве,
В вариантах вокруг нас.
В 8:30 влазя в транспорт,
Думаешь — ну кто бы спас?
Необходимость или разум
Повелевает на земле -
Но человек чертит алмазом
Как на податливом стекле:
Оркестр торжественный настройте,
Стихии верные рабы,
Шумите листья, ветры пойте -
Я не хочу моей судьбы.
Необразованные греки прибегали к мифам, чтобы объяснить безнадёжность судьбы и смысл своих несчастных судеб.
Судьба за мной присматривала в оба,
Чтоб вдруг не обошла меня утрата.
Я потеряла друга, мужа, брата,
Я получала письма из-за гроба.
Она ко мне внимательна особо
И на немые муки торовата.
А счастье исчезало без возврата...
За что, я не пойму, такая злоба?
И все исподтишка, все шито-крыто.
И вот сидит на краешке порога
Старуха у разбитого корыта.
— А что? — сказала б ты.-
И впрямь старуха.
Ни памяти, ни зрения, ни слуха.
Сидит, бормочет про судьбу, про Бога...
Справа и слева — кругом лишь огонь
И огонь, от него не уйти,
Забыв обо всём, не чувствуя боль,
Шли вперед — нет другого пути!
Зачем нас всегда сберегала судьба,
Для чего укрывала от пуль?
Нашей наградой стала земля -
В братской могиле уснуть.
Но кто бы решился смутить такую ясноглазую милочку? Упоминал ли я где-нибудь, что её голая рука была отмечена прививочной осьмеркой оспы? Что я любил её безнадежно? Что ей было всего четырнадцать лет?