Дмитрий Львович Быков

Одной из самых устойчивых легенд прошлого столетия — наряду с психоанализом, кейнсианством и структурализмом — является легенда о пиаре, с которой пора наконец покончить.

Я и по сей час не верю, что кто-нибудь из серьезных социологов способен допустить этот парадокс: будто бы потребитель, если ему пятнадцать раз за два часа, прерывая хороший фильм, расскажут о достоинствах масла «Рама», приобретет именно это масло и не возненавидит его. Думаю, он возненавидит даже вологодское. Повторение — мать отвращения.

0.00

Другие цитаты по теме

Реклама основывается на идее счастья. А что такое счастье? Это запах нового автомобиля, это свобода — свобода от страха. Это рекламный щит у дороги, уверяющий Вас, что всё, что Вы делаете — это хорошо. И что с Вами всё хорошо.

И вдруг я заметил, что в последнее время эти вопросы перестали меня волновать — бытие Божие больше не вызывает у меня вопросов, не вызывает сомнений. Почему? Вот тут парадокс. Вокруг нас столько свидетельств абсолютного безбожия, творящегося сейчас в России! Вокруг нас столько мерзости, столько людей, которые абсолютно сознательно на моих глазах выпускают из себя мистера Хайда, которые сознательно становятся мерзавцами в поисках творческой энергетики, скудного пропитания, общественного признания.

И вот среди всего этого вера в Бога очень укрепляется. Почему? Парадокс этот просто разрешается. Да потому что мы видим, как наглядно это зло. Оно наглядно наказывается почти у всех деградацией, распадом личности, творческим бесплодием; оно очень наглядно наказывается превращением, иногда даже внешним, физическим. Наша эпоха бесконечно ценна наглядностью.

Вот то, как нам явлено лицо Дьявола, оно оттеняет лицо Господа. Поэтому у меня сомнений в последнее время совсем не стало. Если раньше я мог сказать «да, я сомневаюсь», да, иногда я впадал в совершенно постыдный агностицизм, то уж теперь я совершенно точно знаю, что Бог есть, и свет во тьме светит, и тьма не объемлет его. И в такие минуты особенно остро вспоминаешь Томаса Манна: «Какая прекрасная вещь абсолютное зло! Как просто по отношению к нему определиться».

Вот чтобы понять русскую предреволюционную реальность, не надо читать историю, многотомные труды, сводки, газеты, не надо даже смотреть кинохронику. Достаточно прочитать «Петербург» (А. Белый), и про 1913 год все становится ясно. И про войну, которая висит в воздухе, и про темные геополитические козни, которые уже окружают империю, и про всеобщую готовность к провокации.

Начинается с ерунды. Начинается с маленького человека, у которого пытаются отнять его домик. Домик кума Тыквы — это спусковой крючок всякой революции. Революция происходит не тогда, когда власть танками всех давит. Нет. Это еще, скорее, мера устрашения, а не мера провоцирования. Революция происходит тогда, когда у самого чмошного отнимают самое последнее, самое жалкое. Когда кум Тыква, чье единственное богатство — это коллекция вздохов, становится жертвой абсолютно бессмысленной репрессии, потому что его домик, в котором, если кто помнит, 118 кирпичей, этот домик, на самом деле, не представляет никакой ценности. Он и так стоит на земле графинь Вишен, и они не собираются лезть в этот домик, потому что когда кум Тыква в него заходит, у него в чердачном окне оказывается борода. Это крошечный домик. Но именно когда пытаются отнять крошечное, вот тогда-то все и происходит.

Татарский понял, чем эра загнивания империализма отличается от эпохи первоначального накопления капитала. На Западе заказчик рекламы и копирайтер вместе пытались промыть мозги потребителю, а в России задачей копирайтера было законопатить мозги заказчику.

Соперничество, анальный контакт. Это и многое другое объединяет корпоративную Америку и порноиндрустрию. В дрочном и рекламном бизнесе три самых главных слова — это член, член и член. Спрашиваете, а как же талант, упорство? Разве всё это не важнее размера? Нет, не важнее.

Когда Фолкнера спросили: «Я ничего не понял в «Шуме ярости», хотя прочёл его три раза. Что мне делать?» — «Прочитать в четвёртый...»

Лепет, трепет, колыханье,

Пляска легкого огня,

Ангел мой, мое дыханье, -

Как ты будешь без меня?

Как-то там, без оболочки,

На ветру твоих высот,

Где листок укрылся в почке,

Да и та едва спасет?

Полно, хватит, успокойся!

Над железной рябью крыш,

Выбив мутное оконце,

Так и вижу — ты летишь.

Ангел мой, мое спасенье,

Что ты помнишь обо мне

В этой льдистой, предвесенней,

Мартовской голубизне?

Как пуста моя берлога -

Та, где ты со мной была!

Ради Бога, ради Бога,

Погоди, помедли, пого...

(Звон разбитого стекла).

Я обожаю рекламу, своим идиотизмом она мне просто доставляет наслаждение.

Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Любая работа нам по плечу, любая цена вам по карману.