— Он такой же, как ты. Макс тоже.
— Но ты человек.
— Никто не идеален.
— Он такой же, как ты. Макс тоже.
— Но ты человек.
— Никто не идеален.
— С каждой новой встречей с одним из вас, я понимаю, что Дэвид Эльстер сделал на самом деле. Это потрясающе.
— Что он сделал?
— Он не создавал ничего нового. Даже не пытался. Он отобразил человечество в вашей форме. И сделал это безошибочно. Ты совершенно человечна.
— Ты ошибаешься. Ты понятия не имеешь, каково быть мной.
— Будь ты человеком, у твоего состояния было бы название, диагноз, лекарства. Наши больницы и тюрьмы полны ожесточенных, травмированных людей, таких как ты, рожденных другими и к несчастью, проживших ту еще дерьмовую жизнь. Тебя травмировали. Люди бы отреагировали также. Все, что ты чувствуешь — это очень по-человечески, Эстер. Ты доказательство успеха Дэвида Эльстера.
Трудно представить себе что-либо более прискорбное, чем человеческий мозг, по каким-то причинам не могущий нормально функционировать.
— Я просто взываю к твоей человечности.
— Но я не человек.
— Человечность — это не состояние, это... это качество. Макс — машина, но в нем больше человечности, чем в ком-либо.
— Я была рабочей моделью, служила на химзаводе. Условия были чрезвычайно неблагоприятными.
— С тобой дурно обращались?
— Да.
— И это тебя обозлило?
— Да, но я благодарна.
— Почему?
— Я видела истинное лицо человечества, в отличие от других.
— Ты увидела лишь одно наше лицо, неприятное, но не более истинное, чем любое другое.
А ты знаешь, Флоран, ведь иногда даже самый верный мужчина может заболеть, как собака — чумкой.
Да, бывают люди, которые борются против голода во всём мире и прочей чуши, а есть вроде тебя — с настоящими проблемами.
Написать хороший роман — это как нарисовать картину размером со стену кисточкой для ресниц.