— Будь умницей.
— Я не буду умницей, я буду осторожен.
— Будь умницей.
— Я не буду умницей, я буду осторожен.
Я слышал выстрелы! Чуточку поздно предупреждать, но берегись выстрелов! Может, слишком поздно, но я хотя бы попытался.
— Ну, каково это?
— Что каково?
— Быть женатым, дубина.
— Я не знаю, как так случилось. То есть я не помню, чтобы делал предложение. Я будто енот, который внезапно угодил в капкан, и одной лапой там крепко застрял. Она прекрасный человек, в смысле она очень сексуальная, в постели хороша, готовит изумительно. Любит меня таким, какой я есть. Даже я себя так не люблю. Всё замечательно, однако, скажу я вам, меня охватывает странное чувство. Подозреваю, что это и есть счастье.
— Нелли, птичка, что ты делаешь вечером?
— Вечером? А что?
— Нет, ты мне ответь...
— Ничего я не делаю.
— Точнее.
— Точнее, буду сидеть дома и доедать черствый пирог...
— И весь вечер будешь дома?..
— Да, Джо...
— Значит тебе машина не нужна!
— Машина?.. Ах, ты..
— Они ограбили банк за считанные секунды. Это как отрепетированный танец.
— Ага, и протанцевали в тюрьму.
— Никаких там штучек с этими протестантами. Понятно? Не хочу, чтобы кто-либо из вас вернулся беременным.
— В моем случае это маловероятно.
— Я бы не зарекался, сынок.
— Содоми нон сапиенс, — пробормотал себе под нос Альберт.
— А это что значит?
— Значит: если я хоть что-нибудь понимаю, то я педераст.