Вилли

— С ее магазином все хорошо?

— С ее магазином? Не смеши меня. Он твой. Если бы не ты, она так бы и сидела на жирной заднице.

— Ну... Ты еще не освободился о нее, иначе бы не говорил о ней так плохо. Она бы была тебе безразлична.

— Нам нужна подмога!

— Да, но какой дурак будет драться с роботом?..

— Зиг-Заг!

— Мне нужна женщина, с которой я мог бы поговорить, а у меня есть женщина, которая готовит мне еду.

— Она делает то, чем училась.

— Не говори так, Вилли. Бэтти все же была твоей женой. И она моя подруга. Единственная, которой я могу сказать все.

— Да, потому что она не слушает.

— Возможно... Тебе нужно, чтобы тебя слушали, а мне, чтобы меня не слушали.

— А Анелис, какая... какая она?

— Ну она... Трудно сказать. Такая, какой должна быть женщина — ровня. Она умеет читать, думать. Такой женщина и должна быть. Ровней мужчине по способностям.

— Я считаю, что каждый человек в той или иной степени пребывает в неволе.

— Интересно. Ну-ка, объясни.

— О, это просто! Личная свобода каждого человека кем-то или чем — то всегда ограничена. В детстве — родители, школа, преподаватели, потом — жена, семья, работа... Получается, что степень этой неволи всегда разная, и когда-то — больше, и когда-то — меньше. И высший пик своей свободы человек испытывает только в утробе своей матери.

— Какая же там свобода? Темно, тесно, сыро — как в карцере.

— Ты тоже немножко философ!

Дверь твоей жизни распахнута настежь!

Как можно жениться на женщине, которая в любую минуту может по-генеральски заорать на тебя? Ведь каждый раз пугаешься, когда она неожиданно рявкнет, – уж это, видно, у нас, немцев, в крови. Нет, если я когда-нибудь женюсь, то на маленькой спокойной толстушке, первоклассной кулинарке.

— Как дела, Вилли?

— По-разному, док, по-разному.

— Что ж, я не буду вам лгать...

— Солгите, док. Я не против.