Валерия Сидельникова

Порой я с головой погружаюсь в мир воспоминаний, ласкающий меня колкими шипами хрупкой, иссохшей розы по чувствительным местам моей ноющей души. И я не могу остановить горьких слез потери, сдержать истошного внутреннего стона и пережить это состояние с достоинством, продолжая падать в бездну безумия и отчаяния с невероятной скоростью, без возможности остановить адскую воронку, затягивающую в прошлое так стремительно и бесповоротно.

0.00

Другие цитаты по теме

Она подняла на него свои кристально чистые, кричащие от боли, изумрудные глаза и невольно всхлипнула, в попытке взять себя в руки, но каждая мысль, приходившая в ее светлую голову отдавалась глухой болью в груди, не позволяя этому случиться. Он безучастно продолжал смотреть на подрагивающие нежные плечи, на вздымающуюся от глубоких вздохов грудь, на порозовевшие от гнева или горечи щеки, на резкие покусывания нижней губы, ставшей оттого совсем алой и прекрасно припухшей. Она манила к себе всем своим существом, желание прильнуть к припухшим губам и провести пальцем по мокрым ресницам было таким невыносимым, что буквально причиняла ему физическую боль. Борясь с самим собой, он сжал кулак, собрав в него всю свою волю и с усилием оторвал взгляд от любимого лица, обрамленного смертельной печалью.

— Мы не можем быть вместе, — выдавил он из себя, чувствуя, как ком подползает к горлу. Она с надеждой взглянула на него, приоткрыв рот в попытке задать вопрос, сводивший с ума их обоих в равной степени, но он опередил ее, резко и безжалостно проводя пятью словами по открытой, обнаженной душе девушки. — Нет, я не люблю тебя.

Она подняла на него свои кристально чистые, кричащие от боли, изумрудные глаза и невольно всхлипнула, в попытке взять себя в руки, но каждая мысль, приходившая в ее светлую голову отдавалась глухой болью в груди, не позволяя этому случиться. Он безучастно продолжал смотреть на подрагивающие нежные плечи, на вздымающуюся от глубоких вздохов грудь, на порозовевшие от гнева или горечи щеки, на резкие покусывания нижней губы, ставшей оттого совсем алой и прекрасно припухшей. Она манила к себе всем своим существом, желание прильнуть к припухшим губам и провести пальцем по мокрым ресницам было таким невыносимым, что буквально причиняла ему физическую боль. Борясь с самим собой, он сжал кулак, собрав в него всю свою волю и с усилием оторвал взгляд от любимого лица, обрамленного смертельной печалью.

— Мы не можем быть вместе, — выдавил он из себя, чувствуя, как ком подползает к горлу. Она с надеждой взглянула на него, приоткрыв рот в попытке задать вопрос, сводивший с ума их обоих в равной степени, но он опередил ее, резко и безжалостно проводя пятью словами по открытой, обнаженной душе девушки. — Нет, я не люблю тебя.

Чжон Хун говорил мне, что не сожалеет. Ведь сердце бьётся лишь для одного единственного человека. И даже если это причиняет боль и ведёт к смерти, он не будет сожалеть, что был здесь. Когда я спросила, почему он не стёр воспоминания, узнав, что его поймали, он ответил, что был не в силах стереть все те прекрасные моменты, что у вас были. Он надеялся, что эти воспоминания останутся с его возлюбленной и придадут ей сил.

Воспоминанье слишком давит плечи,

Настанет миг, — я слез не утаю...

Ни здесь, ни там, — нигде не надо встречи,

И не для встреч проснемся мы в раю!

Без твоей любви нет меня,

Ты где-то там за облаками.

Без твоей любви я не я,

И этот дождь моими слезами...

Она поникла. Еще одно слово и слезы освободятся из тюрьмы ее изумрудных глаз, коснувшись длинных ресниц, пробегут по щекам, оставляя за собой мокрые соленые дорожки. Она осознавала весь ужас своей личности, добивая себя мыслями о прошлом, сжимала длинные онемевшие пальцы в кулак и продолжая травить свою душу замечаниями в свою сторону. Демон внутри притих, питаясь отчаянием, захлестнувшим девушку с ног до головы. Она дрожала, покусывая губы от накативших эмоций, и понимала всю свою ничтожность, разочарование в самой себе, скрепленное жалостью и желанием прекратить эти страдания, которые направили ее к ужасной мысли. И только эта мысль тронула ее печальную голову, как слезы, срывавшиеся все это время, заскользили по щекам, тем самым ставя точку в этих рассуждениях и опуская ее на самое дно безумия, которому она отдалась безоговорочно и бесповоротно.

Я не представлял, что смогу когда-нибудь, в кого-нибудь влюбиться. Но, когда я думаю о тебе, мне больно. И я не могу больше выносить это. Все воспоминания, связанные с тобой, я не хочу хранить. Ты мне нравишься, но я не уверен, что смогу отпустить. Поэтому... откажись от меня ты.

Постоянно. Это происходит снова и снова. Ты сама позволяешь окружающим использовать тебя, а потом грустно собираешь осколки своего сердца, давая очередную клятву не наступать на те же грабли. Глупая, ты говоришь, что одиночество делает тебя сильнее, что оно тебе по душе. А что на деле? Сидя в маленькой комнате одна, о чем ты плачешь? Я слышал твои мольбы. Самые горькие слезы и самая сильная боль были в моменты осознания твоего одиночества. Не потому ли ты окружила себя иллюзиями, в попытках спрятать свою ранимую душу от когтей живых людей, желающих растерзать твое доброе сердце, плюнуть в лицо на твою искреннюю улыбку и распять во время дружеский объятий? Но ты постоянно надеешься, что существует на свете человек, среди миллиардов незнакомцев в этом мире тот, кто встретит тебя так же тепло и самоотверженно, как ты в свое время падала на ножи предателей, обнимет, наполнит любовью, добротой твои сердце и душу, и никому не отдаст.

Мне жаль тебя расстраивать...

Я не хочу вспоминать то, что было — это больно... Больно, понимаешь?

Больно потому, что полностью отдался этому и утонул.

От всех этих криков, ужасных запахов и горения заживо, Элис теряла сознание.

Всё, у неё больше не было сил.

Она падала. Падала и горела.

Боль сковала её тело, и она не могла даже шевельнуться. Она могла лишь лететь тяжелым балластом вниз, распадаясь на миллионы частиц пеплом.

Она хотела плакать и кричать. Позвать кого-нибудь на помощь. Хотела, чтобы кто-то просто оказался рядом, взял её за руку и вытащил из этого кошмара. Чтобы кто-то обнял её и прижал к себе, сказал, что всё будет хорошо.

Но этого не происходило, поэтому всё, что ей оставалось, так это падать и гореть.