— Как сказал один мой знакомый, царствие ему небесное: «Уродов никто не любит», — немного перефразировал я слова Обрубка.
— Но за что?
— За вызывающие отвращение увечья, бесплатную кормежку, страх…
— Страх?
— Страх стать такими же, как они.
Впрочем, сны – это ерунда. Что нам до снов, если окружающая действительность своей беспросветностью нагоняет и вовсе запредельную жуть?
— Мыши! Мыши!
— Не надо их бояться. Их надо напугать.
— Правильно. Я слышал, что мыши не любят серьёзной музыки и от этого разбегутся.
Люди зачастую не умеют справляться со страхами, те разъедают их души и рвутся наружу. Простаки надеются на помощь, а вместо этого нарываются на циничных пройдох, для которых чужие фобии — хлеб насущный. Такие если чуют слабость, то не останавливаются, пока не высосут человека досуха.
Григорий прибег к нехитрому армейскому принципу «Чем бы солдат ни занимался, лишь бы он задолбался».
Да уж, время никому ничего не должно. Хочет — ползет, хочет — скачет. И, как правило, его желания прямо противоположны нашим.
Никто осознанно не меняет самого себя.
Не из-за лени и не в силу ограниченности, просто меняться — страшно, меняться — значит превращаться в кого-то другого. Ничто в этой жизни не дается даром, стать лучше можно, только переступив через собственное «я».
— О! Так ты до старости дожить хочешь? — Шурик ткнул пальцем в едва переставлявшего ноги старика, который тащил почти пустую авоську с продуктами. — Хочешь таким стать? Да не отворачивайся ты, смотри…
— Я просто жить хочу. Просто жить. Не выживать.
Так вот и получается: сначала всю жизнь мы убиваем время, а потом оказывается, что на самом деле все происходило с точностью до наоборот — это время медленно и незаметно убивало нас.
Cлайд с цитатой