Мальчиком я радовался дню рождения, а теперь расстраиваешься — цифры пугают.
Должно быть, чем больше любишь человека, тем труднее его понять...
Мальчиком я радовался дню рождения, а теперь расстраиваешься — цифры пугают.
— Почему вы не боретесь?
— Как не борюсь? Я продолжаю работать, это и есть борьба. Стараюсь сделать лучше...
— Какой ужас! Я отмечаю свой тридцать пятый день рождения!
— Будь добра, заткнись? Мне вообще сто сорок лет.
Иногда думаешь: все кончено, точка, а на самом деле — это начало. Только другой главы.
Ты все понимаешь — и твои станки, и ботанику, и картины. А вот я для тебя закрытая книга. Неужели ты не видишь, что для меня счастье с тобой огорчаться? Я хочу жить твоей жизнью, понимаешь?
Мне не грустно, просто я
Так давно не был один
И не спрашивал себя,
Нужных слов не находил.
Я и грусти не хотел
И печаль от себя гнал.
Только, что я постарел,
Я еще не понимал...
Отец мне говорил, что я сбился с дороги, иду не туда. Я тоже думал, что иду не туда. Сказалось, что я вообще никуда не иду. Впрочем, это неинтересный предмет для разговора, особенно в такой хороший день...
Каждое слово причиняло боль — они страшились за судьбу своей любви, хотели ее оградить и наносили ей страшные раны.
Они либо радовались, как дети, либо начинали спорить. Порой мелочь приводила к тяжелому объяснению, которое казалось им разрывом. Но уж ничто больше не могло их разъединить — слишком многое теперь их связывало, слишком большим было нечаянное счастье.