Крыши, заборы, вечно рваные штаны.
Или мне кажется, или мир правда был тогда иным?
А вот я с мамой и отцом на море в девяностом,
Они совсем не изменились, это я стал взрослым.
Крыши, заборы, вечно рваные штаны.
Или мне кажется, или мир правда был тогда иным?
А вот я с мамой и отцом на море в девяностом,
Они совсем не изменились, это я стал взрослым.
Нет места родней родительского дома.
И нет воспоминаний надёжней фотоальбома.
Исколесив полмира, я всегда возвращаюсь назад,
А потом заново – отель, аэропорт, вокзал.
Вместо поцелуев мамы, которые я рассчитывала обменять на цветы, я получила ремней от отца...
На этих снимках вся наша жизнь,
На этих снимках всё, чем мы дорожим.
И если есть что-то важнее, скажи.
Важнее памяти.
Моё сердце наполнено чужою душою
Хотя должны быть заполнено мама тобою
Ведь когда-нибудь и мы состаримся сами
Папа-мама, плечом и сердцем мы с вами.
Мне двадцать семь лет.
Меняя как-то рубашку, я увидел себя в зеркале и вдруг как бы поймал на себе разительное сходство с отцом. В действительности такого сходства нет. Я вспомнил: родительская спальня, и я, мальчик, смотрю на меняющего рубашку отца. Мне было жаль его. Он уже не может быть красивым, знаменитым, он уже готов, закончен, уже ничем иным, кроме того, что он есть, он не может быть. Так думал я, жалея его и тихонько гордясь своим превосходством. А теперь я узнал в себе отца. Это было сходство форм, – нет, нечто другое: я бы сказал – половое сходство: как бы семя отца я вдруг ощутил в себе, в своей субстанции. И как бы кто-то сказал мне: ты готов. Закончен. Ничего больше не будет. Рожай сына.
Я не буду уже ни красивым, ни знаменитым. Я не приду из маленького города в столицу. Я не буду ни полководцем, ни наркомом, ни ученым, ни бегуном, ни авантюристом. Я мечтал всю жизнь о необычайной любви.
А семья Пежо, которой удалось возвратить 10 000 долларов из суммы выкупа, получила символическую компенсацию в один франк: весьма незначительная плата за те муки и страдания, через которые вынуждены были пройти родные похищенного ребенка. Но истина состоит в том, что никакая компенсация не может окупить те испытания, которые выпадают в подобной ситуации на долю родителей, возлюбленных, друзей или родственников. Один ли франк или миллион, но они не способны стереть из памяти воспоминания об этом событии. И особенно тогда, когда, как это часто случается, похищение завершается физической смертью жертвы и психологической смертью ее семьи.
Нас когда-то не станет, но наши поступки оставят тут след.
Чтобы воспоминаниями к тем, кто любил нас однажды, вернуться во сне.
— Какой была ваша мать?
— Я не знал ее. Она умерла вскоре после родов. Я вообще ничего не знаю о ней.
— А почему не спросите отца?
— Он отказывается рассказывать. Наверное, ему больно вспоминать. Порой кажется, что ее не существовало. Но я ощущаю ее присутствие, это часть меня.
— Тоже самое с моим отцом. Я не знал его. Мать редко говорила о нем. Я его помню, но смутно. Возможно, это просто воображение.
— Я отдал бы многое за расплывчатые воспоминания.
Плохо быть авантюристом, когда ни ума, ни точных данных, одни лишь предположения и совершенно ненаучный интерес.