Запил сосед, у них на фабpике стачка.
С чаем беда — осталась одна пачка.
Hа кухне записка: «Hе жди — останусь у Гали».
По телеку рядятся, как дальше жить — достали...
Запил сосед, у них на фабpике стачка.
С чаем беда — осталась одна пачка.
Hа кухне записка: «Hе жди — останусь у Гали».
По телеку рядятся, как дальше жить — достали...
Г-н Раскин как-то сказал, что герои романов Джорджа Элиота представляют собой ошмётки на полу Пентонвилльского омнибуса; так вот герои г-на Золя куда хуже. Их добродетели по степени своей тоскливости превосходят их грехи.
Тоска и ужас — реакция на вечность. Печаль и страх обращены вниз. Тоска и ужас — к небу.
Время не ждёт и не отпyскает.
И снова зеркало врёт по yтрам yверяя:
Ты просто сегодня немного не в форме,
Но к обедy пройдёт...
Когда тоска по Исабель конским волосом перетянула сердце, только вино и спасало Кабру. На обезболивающее для души Дас Шагас истратил все накопленные на побег с возлюбленной рейсы. А без денег из Олинды была одна дорога — Кабра глядел на неё каждую ночь сквозь дыру в крыше.
Бросить место рождения в общем-то равносильно вырыванию корня жизни, но дважды — это уже нечто непереносимое, нечеловечески трудное, лишь однажды возникающее — ты живешь на переправе, для тебя нет ни этого, ни того света, ты попал в ту область существования, где тебя все время везут в Поля мертвых, ты уже не здесь и не там.
Я всегда чувствовал себя немного закомплексованным и полагал, что именно в этом и кроется причина моей тоски.
Все логично: тем туже кольца, тем меньше пульса.
Я теперь с тоской вспоминаю время, когда при встрече
Я могла улыбчиво говорить тебе: «Не сутулься»,
Расправляя твои насупившиеся плечи...
Тоска — это чувство своей разносущности с миром.
Нет ничего более тоскливого, чем слушать эхо собственных шагов.
Скажи, что именно здесь рождается свет,
Скажи, что здесь кроме нас никого больше нет.
И я буду верен тебе до конца,
Но я вижу всё, завяжи мне глаза...