Был немым и был красивым первый день.
Комната бела.
Сколько было мыслей, сколько было тем.
И была судьба-космонавтом, не иначе,
И мешком игрушек сдачу.
Был немым и был красивым первый день.
Комната бела.
Сколько было мыслей, сколько было тем.
И была судьба-космонавтом, не иначе,
И мешком игрушек сдачу.
Не затаиться не смог. Хочется выжить.
Нет ни опоры, ни дна, только вершины.
Где человека найти в сердце машины?
Не чуя ног, я за порог.
Стану большим, красивым, умным, смелым.
Только вот голос услышать со звёзд... голос услышать.
Дверь детства, говоришь? А разве у детства есть двери? Ну, если так разобраться, по-взрослому. Думаю, у детства вообще нет дверей, кроме той — таинственной и притихшей, невольно настораживающей своим потайным замком взросления…
Обратным билетом я в детство уеду,
Мне стоит подумать лишь только об этом,
Как вдруг обернутся деревья большими,
И мамины руки — опять молодыми.
Сказка никогда не должна заканчиваться, даже если детство ушло, а мы все взрослые, и мир другой, и небо иное, и ничего нельзя вернуть…
Кораблик нырял носом, раскачивался, иной раз черпал воду, но не тонул. Два брата хорошо потрудились: борта оставались водонепроницаемыми. Я не знаю, где закончилось его плавание, и закончилось ли. Возможно, он достиг океана и до сих пор бороздит его просторы, как волшебный корабль из сказки. Я знаю только одно: он держался на поверхности и несся на гребне потока, когда пересек административную границу города Дерри, штат Мэн, и, тем самым, навсегда уплыл из этой истории.
— Ты опять не разговаривал с братом. Неужели обиделся за то, что он хлопнул тебя по спине?
— Нет. Просто он слишком громко постучал в дверь меня, и я ему не открыл.