Кораблик нырял носом, раскачивался, иной раз черпал воду, но не тонул. Два брата хорошо потрудились: борта оставались водонепроницаемыми. Я не знаю, где закончилось его плавание, и закончилось ли. Возможно, он достиг океана и до сих пор бороздит его просторы, как волшебный корабль из сказки. Я знаю только одно: он держался на поверхности и несся на гребне потока, когда пересек административную границу города Дерри, штат Мэн, и, тем самым, навсегда уплыл из этой истории.
Она бежала сквозь сон, сквозь тишину, а может быть, просто сквозь время. Годы шли быстро. Годы бежали. Годы летели. Если вы повернетесь и побежите за своим детством, вам не нужно сдерживать свой бег...
Для ребенка весь мир — лаборатория. Надо разрешить ему изучить все ее закоулки. И если у ребенка нормальная обстановка в семье и любящие родители, он будет сильнее и выдержит удары, полученные в незнакомых углах.
Он пришел к заключению, что вера и сила взаимозаменяемы, равноценны. Была ли даже проще окончательная истина? Что никакой акт веры невозможен до тех пор, пока тебя грубо не втолкнули в самую суть вещей, как новорожденного младенца без парашюта выпускают в небо из материнского лона? Когда ты падаешь, тебя заставляют верить в парашют, в существование, не так ли? Дернуть кольцо, когда ты упал — вот и все, что тут можно придумать.
Она рассмеялась и стала еще лучше. Словно богиня в лучах солнца… Знаешь, как в книжке, где только зеленые холмы с фонтанами и все очень хорошо.
Мы повзрослели. Мы не представляли себе, что такое может случиться, во всяком случае, тогда, во всяком случае, с нами. Но это случилось, и, если я переступлю порог, тайное сделается явным: мы все — взрослые.
Он был социопатом и, возможно, к жаркому июлю 1958 года стал полноценным психопатом. Он не мог вспомнить время, когда считал других людей — чего там, любых живых существ — «настоящими». Он твердо верил, что существует только он сам, возможно, один-единственный во всей вселенной, и это, безусловно, доказывало его «реальность».
Голову виски залей, джином наполни живот, доктор мне скажет — помрешь, знать бы только — когда.
В такую ночь хорошо греться сготовленным на чугунной печи перед супом, наполняющим весь дом ароматом розмарина и запахом лука. Чудесно пить вино — бутылку красного они купили в свой медовый месяц и хранили для особого случая. Можно сидеть на полу у печки, подложив под спину диванные подушки, смотреть на язычки пламени в волнах жара, пока дом потрескивает и постанывает под грузом крыши, покрытой толстой коркой льда. Но эти двое решили рассказывать истории, те истории, которые только смесь холода и огня, ветра и молчаливой темноты могла вынудить их рассказать.
Вот ведь как забавно с этими елочными игрушками. Когда человек вырастает, мало что остается из вещей, окружавших его в детстве. Все на свете преходяще. Немногое может служить и детям и взрослым. Мало что сохраняется от детства. Несколько книг, счастливая монетка, коллекция марок, которая уцелела и пополнилась. Да еще игрушки для рождественской елки в доме родителей. Но иногда, размышлял Джонни, рассеянно потирая виски, было бы, наверное, лучше, милосерднее совсем порвать с этими последними отголосками прошлого. Старые книги уже никогда не взволнуют тебя так, как в детстве. Счастливая монетка не уберегла тебя от ударов, издевок и обыденности. Глядя на елочные игрушки, вспоминаешь, что когда-то здесь хозяйничала мать; она всех учила наряжать елку...
Cлайд с цитатой