Нет ничего более обжигающего, более невыносимого, трагичного и одновременно безнадёжного, чем недосказанность, неясность и страх, приправленные отсутствием возможности рассказать обо всем.
Я не люблю, когда мне больно. И не люблю, когда страшно. Уверена, что те люди тоже не любят, когда им больно и страшно.
Бытие есть забота и страх, понял я: появись на свет – и свету не на что больше упасть, кроме как на страх и заботу. Мы появляемся не на свет, нет – мы появляемся на боль.
— Смотри, брат! Эта тварь, наконец, познала страх!
— Не думаю, что этому чудовищу ведом страх. Но, быть может, ему ведома боль! Если оно начало сражаться столь отчаянно, мы на верном пути!
Но ты-то зачем его съел?
— Хотел ощутить биение жизни, — сказал Татарский и всхлипнул.
— Биение жизни? Ну ощути, — сказал сирруф.
Когда Татарский пришел в себя, единственное, чего ему хотелось, — это чтобы только что испытанное переживание, для описания которого у него не было никаких слов, а только темный ужас, больше никогда с ним не повторялось. Ради этого он был готов на все.
Я б не рисовал танки и взрывы,
Этому позже они меня научат.
Я б нарисовал большое солнце,
Чтобы каждому достался хотя бы маленький лучик.
Дай мне снова стать этим мальчиком,
Чтобы рисовать все что с нами должно случиться.
Я бы уберёг вас от страха и боли,
Так часто коверкающих наши лица.
Люк кивнул. Сказать по правде — и он никогда этого не отрицал, потому что был не способен на ложь, — ему понравилось, и понравилось очень, несмотря на то что он понимал: они с сестрой, которая была старше, хотя и всего на год, занимались чем-то противоестественным, хуже того — богохульным. Но он оказался не в силах остановить странное, пугающее, но неудержимое течение ощущений, которое вызвали её губы, когда она начала сосать. Казалось, она высасывает всё плохое: страхи, переживания и боль, — которые он носил в душе с тех пор, как узнал всё о мире, в котором появился на свет. И когда он пролил семя, ему показалось, что в его яйцах будто взорвался динамит, который разорвёт его на кровавые клочки.
Когда терзаюсь в бессознанье,
Когда в ушах кричат слова,
Тогда к неспящим обращаюсь.
И напишу им «как дела?»
Тогда в раздумьях беспредельных,
У них спрошу о мелочах.
В тот миг, когда пустое бремя
Нести придется на плечах.
Они ответят «все нормально»
И спросят так же «как дела».
Им не узнать, как мне печально,
Что я таблетки пью для сна.
Что больно встать, сидеть и бегать,
Как трудно «я люблю» сказать.
Что я прощаться не умею
И не умею я прощать.
Что все хранится в ребрах в сейфе,
Что маски надо поменять.
Какие иглы в хрупком сердце.
Как я боюсь. Им не узнать.
Страх тоже ограждает и спасает людей. Без страха мы бы все давным-давно погибли, мы бы шли прямо на автобус и хихикали при этом, и автобус переезжал бы через нас. Весёленькая была бы жизнь! Но и страх и боль сами могут убить, если они станут слишком большими. Боль убивает тело, страх — душу. И кто знает, где кончаются границы блага, которые они несут с собой?
Cлайд с цитатой