Давайте чертыхаться, пока есть время, в раю нам не позволят.
Я бы не стал тебя затруднять, если бы мог прочитать твои мысли, но там почему-то одни междометия. И рефрен: «Твою мать, твою мать, твою мать». Выразительно, но недостаточно содержательно.
Давайте чертыхаться, пока есть время, в раю нам не позволят.
Я бы не стал тебя затруднять, если бы мог прочитать твои мысли, но там почему-то одни междометия. И рефрен: «Твою мать, твою мать, твою мать». Выразительно, но недостаточно содержательно.
— Я Бриллиант Чанг.
— Бриллиант Чанг мертв.
— Возможно. Иногда я думаю, разве это рай? По запаху не похоже, а значит, я все-таки жив.
По глубинной природе брань иррациональна подобно магии, – собственно это же и есть род заклинаний. Вместе с тем очевидный парадокс: бранясь, желая потрясти и уязвить, мы произносим вслух нечто запретное (обычно из области сексуальных функций), однако, прочно утвердившись как бранное, выражение почему-то теряет смысл, благодаря которому сделалось бранным. Слово стало ругательным из-за определенного значения, но именно это значение утратило из-за того, что стало руганью. Видимо, это правило – признанные бранью, слова обретают некий магический характер и в своем новом, особом статусе уже не годятся для выражения обыденного смысла.
Рай как-то лучше воспринимается в люксе модного отеля, чем в шалаше, сдуваемом порывами ветра.
— Чёрт. Ненавижу ожидание, мать его.
— Простите. Вы всегда так ругаетесь?
— Вы, что, мормон?
— Именно, поэтому я только что выкурил целую пачку и выпил три водки с тоником... Я к тому, что когда мы познакомились, худшее, что вы могли сказать, так это: «Боже, у меня подгорели оладушки». Теперь же вы заходите в бар, и через 10 минут у матросов вянут уши.