мат

Мы никогда не материмся. У нас богатый язык, и если ты не можешь обойтись без мата, значит, ты или ленив, или глуп.

Щербаков — Вассерману: Как к мату относитесь – легализовать или ну его на х*й?

Будучи одновременно творцом и тварью отечественной действительности, русский язык является формой существования, телом тоталитарного сознания.

Быт всегда обходился без слов: мычанием, междометиями, цитатами из анекдотов и кинокомедий. Связные слова нужны власти и литературе.

Русская литература — способ существования в России нетоталитарного сознания. Тоталитарное сознание с лихвой обслуживалось приказами и молитвами. Сверху — приказы, снизу — молитвы. Вторые, как правило, оригинальнее первых. Мат — живая молитва тюремной страны.

Указ и матерщина — это отечественные инь и ян, дождь и поле, детородный орган и влагалище. Вербальное зачатие русской цивилизации.

На протяжении жизни поколений тюремная действительность вырабатывала тюремное сознание. Его главный принцип: «сильнейший занимает лучшие нары». Это сознание выражалось в языке, который призван был обслуживать русскую жизнь, поддерживая её в состоянии постоянной, бесконечной гражданской войны. Когда все живут по законам лагеря, то задача языке — холодная война каждого с каждым. Если сильный обязательно должен побить слабого, задача языка — сделать это словесно. Унизить, оскорбить, отнять пайку. Язык как форма неуважения к личности.

Русская реальность выработала язык оголтелой силы и унижения. Язык Кремля и лагерный сленг улицы имеют одну природу. В стране, живущей по неписаному внятному закону — место слабейшего у параши — наречие адекватно реальности. Слова насилуют. Опускают.

Дело в том, что нет никакого матерного языка. Есть русский язык во всём его объёме. Не нужно выделять, где этот матерный язык... Это не умирающий и не несуществующий язык, это русский язык складывающийся исторически в полном объёме, включая и слово ***. Если исключить это слово, то он останется русским, но не полным, ущербным языком.

…Хороших и плохих слов не бывает самих по себе. Что хорошими или плохими они становятся только в контексте высказывания и полностью зависят от мотивации их употребления, от их порядка, от интонации фразы в целом и, главное, от намерения говорящего или пишущего.

В бытовой речи существует такая устойчивая формула, как «ругаться матом». Но ругаются далеко не только матом, а матом далеко не всегда ругаются.

Я больше ненавижу тех женщин, которые матерятся, особенно без повода. И я не строю из себя какого-то правильного типа... Как по мне, женщина может хамить, курить, изменять Максиму Виторгану, плевать! Для меня, даже если женщина при мне говорит слово «сука», внутри меня как-будто просыпается какая-то поэтесса, которая говорит: «Господи, не сука, а кобелиная спутница, я вас прошу! Муза Панина, но не сука, я вас попросила бы!» Причём говорят, что «сука» это литературное слово, часто говорят, но я ни разу не видел, чтобы в библиотеке говорили бы: «У вас есть сборник Есенина?» «Сука... где-то был».

Извините, что я ругаюсь, я хотел бы без матов, но это слишком сложно.

Мат — язык демонов, но сколько же «сука» в нем человеческой эспрессии и жизни?!

Мат — это одно из выражений эмоций.

— Ах ты, ***ь, семитаборное ***вшее ***епиздопроёбище… …склипездень ***учая, страхопиздище трипиздоблятское… …хуеблядская ***опроебина.

— Я так понимаю, это нечто непереводимое, не так ли? И думаю, что перевод некоторых слов, как и их самих, мне лучше от тебя не слышать. Хотя про пару конструкций я всё-таки позже у тебя спрошу.