Болезнью солнца ли,
легких,
желчи,
знай, девочка,
в этот вечер
босы и черны,
вдвоем с индейцем,
в ожогах полностью
от медуз -
мы знали оба
одно лишь -
твердо,
как и Иисус
не знал
бога –
знали -
только влюбленным –
жить.
Только легкостью.
Болезнью солнца ли,
легких,
желчи,
знай, девочка,
в этот вечер
босы и черны,
вдвоем с индейцем,
в ожогах полностью
от медуз -
мы знали оба
одно лишь -
твердо,
как и Иисус
не знал
бога –
знали -
только влюбленным –
жить.
Только легкостью.
О, Жизнь торгует множеством вещей,
Возвышенным, прекрасным и чудесным,
Волною в пене белой у камней,
Огнем поющим, ломким, легковесным,
Пытливыми глазами детских лиц,
Где жажда знать сквозит из-под ресниц.
О, Жизнь торгует прелестью вещей,
Поэзией, которой нет крылатей,
Сосновым терпким запахом дождей,
И синью глаз, и пылкостью объятий,
И, дабы дух твой восхитить, — звездой,
Рождённой мыслью чистой и святой.
Так покупай и прелесть, и восторг,
Плати за них без всяких возражений,
За светлый час легко отдай в залог
Десяток лет искусных поражений.
А за секунду счастья быть в раю
Отдай себя — и будущность свою.
Цель моя есть — делаться лучше и достойнее тебя. Это разве не то же, что жить вместе? Счастье впереди! Вопреки всему, будь его достоин, и оно будет твое. Одного только я бы желала: большую доверенность на Бога и беспечность младенца: тот, кому все поверишь, все и сделает.
В жизни главное – счастье. А оно у каждого свое. Это категория опять же внутренняя. Расцвел цветок, который вы посадили – счастье. Собрались за столом друзья – счастье. Счастье – когда есть, кого любить. Когда тебя любят. Когда можно заниматься любимым делом.
Счастья не нужно ждать – его нужно испытывать.
Ах, Ева,
Печален, прозрачен вечерний
Звон
О неиспытанном.
И что еще надо для счастья?
Из груди поднимается что-то трагичное, но светлое, обреченное, но прекрасное. Я понимаю, что, как и отца, люблю этот мир, люблю до сжавшегося сердца, до сбившегося вздоха восхищения, люблю неописуемо, невыразимо. Люблю и ненавижу. И от этого задыхаюсь. От восторга и боли, от счастья и тоски, от того, что никогда не найду слов, способных вместить в себя обычную жизнь во всей ее огромной и великой простоте.
Жизнь изменчива, будто погода:
был я счастлив вчера, а сегодня замёрз.
Не грусти, такова уж природа:
завтра солнце взойдёт — и не будет слёз.
Но были счастливые ночи — были и у меня!
Любил я и был любимым, — мне солнце дарила весна…
Жизнь! Мы квиты с тобою! Ты мне ничего не должна!
Я нестерпимо, до ожогов души — живу. И вижу высшее проявление бытия в великом контрасте. В единении уродства и красоты, любви и боли, зла и добра, жизни и смерти, рождения и энтропии, тьмы и света, экстаза и агонии. В их слипшемся единстве, в их отчаянном соитии до исступления, до самоотдачи, до самозабвения. Каждую секунду я чувствую беспредельную боль и безграничное счастье. Пик бездны. А человек... Я хочу, чтобы он видел то, что вижу я. Я хочу, чтобы он чувствовал мои злые дары. Я хочу, чтобы все было — здесь и сейчас. Я хочу, вожделею, алчу, жаждую. Это, черт побери, просто сексуально. Ты видел, как бесконечно прекрасно, невыносимо жадно смерть целует жизнь? Как тесно обвивают зачатки распада любое созидание? И здесь твоя гениальность становится моим безумием. Но так и должно быть, отец, по образу и подобию. Так и должно быть.
Наверное, у каждого в жизни бывает такое лето, когда ходишь по земле, словно летаешь по небу.