Ли Бо

На горной вершине

Ночую в покинутом храме.

К мерцающим звездам

Могу прикоснуться рукой.

Боюсь разговаривать громко:

Земными словами

Я жителей неба

Не смею тревожить покой.

Плывут облака

Отдыхать после знойного дня,

Стремительных птиц

Улетела последняя стая.

Гляжу я на горы,

И горы глядят на меня,

И долго глядим мы,

Друг другу не надоедая.

Здесь всю ночь

Тоскуют обезьяны -

Станет белой

Жёлтая гора.

И река шумит

Во мгле туманной,

Сердце мне

Тревожа до утра.

Я хочу -

И не могу уехать,

Долго ль мне ещё

Томиться тут?

Посмеяться бы

Хоть горьким смехом

Но лишь слёзы

Из очей бегут.

Есть в Чжао-Янь прелестница одна

В чертоге, что за облаками скрыт,

Глаза лучисты — что твоя луна,

Улыбкой царство может покорить.

Ей грустно видеть увяданье трав,

Ветров осенних слышать дикий вой,

И струны, под перстами зарыдав,

Ей отвечают утренней тоской…

Сколько дней мы в разлуке, мой друг дорогой, -

Дикий рис уже вырос у наших ворот.

И цикада смирилась с осенней порой,

Но от холода плачет всю ночь напролет.

Огоньки светляков потушила роса,

В белом инее ветви ползучие лоз.

Вот и я рукавом закрываю глаза,

Плачу, друг дорогой, и не выплачу слёз.

В Восточной Бездне тонет Хуанхэ,

А в Западной — полдневное светило.

Что мы лучам, стремительной реке,

Своим путем влекомым скрытой силой?!

Уж я не тот, каким бывал весной,

Я поседел к осеннему закату.

Жизнь человека — не сосна зимой,

Несут нам годы многие утраты…

Мне б на Драконе к тучам улететь,

Впивать в сиянье вечном солнца свет!

... С тех пор как китайцы пошли на Бодэн,

Враг рыщет у бухты Цинхай,

И с этого поля сраженья никто

Домой не вернулся живым.

И воины мрачно гладят за рубеж -

Возврата на родину ждут,

А в женских покоях как раз в эту ночь

Бессонница, вздохи и грусть.

Взялась уродка подражать красотке -

Соседи в шоке разбежались прочь;

У шоулинца странная походка -

Ханьданьцам смех свой удержать невмочь.

Вот песня — складно, только нет в ней правды,

Как в мошке, что ребенок малевал;

Другой, свой дух растратив без пощады,

Макаку из шипов сооружал.

Искусно, только что же толку в оном?

Роскошно, только пользы миру нет.

А воспевавшие Вэнь-вана Оды

Давно уж канули в пучину лет,

Нет больше инца, чей топор, что ветер,

Летал искусней всех на белом свете!

... С тех пор как китайцы пошли на Бодэн,

Враг рыщет у бухты Цинхай,

И с этого поля сраженья никто

Домой не вернулся живым.

И воины мрачно гладят за рубеж -

Возврата на родину ждут,

А в женских покоях как раз в эту ночь

Бессонница, вздохи и грусть.

Взялась уродка подражать красотке -

Соседи в шоке разбежались прочь;

У шоулинца странная походка -

Ханьданьцам смех свой удержать невмочь.

Вот песня — складно, только нет в ней правды,

Как в мошке, что ребенок малевал;

Другой, свой дух растратив без пощады,

Макаку из шипов сооружал.

Искусно, только что же толку в оном?

Роскошно, только пользы миру нет.

А воспевавшие Вэнь-вана Оды

Давно уж канули в пучину лет,

Нет больше инца, чей топор, что ветер,

Летал искусней всех на белом свете!