Наверное, у старого сакса лежали одинаковые шрамы на сердце и на лице. Теперь их можно было тихонько погладить. Он не лгал, он, конечно, давно простил девку, шарахнувшуюся от его слепого лица. Но что бы он ни говорил, я знала истину: она его не любила. Замуж хотела. За мужа. Как все. Не был Хаген для неё тем единственным, кого ради не жалко пойти босой ногой по огню, а уж поводырём сделаться — праздник желанный... Оттого и не подбежала к ослепшему, не захотела губить красы за калекой.
Сейчас взовьётся огонь и пожрёт, обратит в прах домовину со всем, что там внутри. Бедный мой разум по-прежнему отказывался понять, что внутри лежал Славомир, и ему не подняться, не встать, потягиваясь и улыбаясь, от этого сна, не выбраться из смерти назад. Вот так бросаются в погребальное пламя, безумно надеясь всё-таки разбудить, успеть за руку вывести обратно к живым...
Обычно отроки ночевали здесь по двое-трое. Я сидела одна. Да. Никак у меня что-то не получалось быть — мы. Получалось: все остальные — и я. Отовсюду торчала сухим сучком из бревна.
Мужу будущему с детства почёт, мне же, девке, ума словно бы не положено, за меня и подумают, и рассудят, и судьбу решат, не спросив... и кто же станет решать — боявшиеся схватиться со мной! Загадок моих не умевшие раскусить!
Вожди не бывают гневливыми, скорыми на расправу. Гнев вождей превращается в чёрные тучи, разящие невидимым громом.
У всякого меча своя повадка, свой нрав. Мой был чистым младенцем, он не помнил и не знал ничего. В нём ещё не поселилась душа, не завелась та особенная холодная жизнь, присущая старым мечам. Душа вникнет в него с кровью, которую мне удастся пролить. Мой меч станет таким, каким я его сделаю. А можно ли доискаться чести оружием, принявшим кровь и недоуменную муку безвинного?..
В девках они как будто летели, трепеща нежными крыльями, тянулись к чему-то, звеневшему там, наверху, в солнечной синеве... а ныне, мужатыми, словно растеряли перья из крыл.
Cлайд с цитатой