Covered in hope and vaseline,
Still cannot fix this broken machine,
Watching the hole it used to be mine,
Just watching it burn in my steady systematic decline
Of the trust, I will betray.
Give it to me, I throw it away.
Covered in hope and vaseline,
Still cannot fix this broken machine,
Watching the hole it used to be mine,
Just watching it burn in my steady systematic decline
Of the trust, I will betray.
Give it to me, I throw it away.
Ощущение полной безысходности предстоящего наказания давило на мозги сильнее любых опасностей.
Есть что-то важное, о чем не рассказать.
Что в мыслях кроется — не объяснить.
Я потерялся в мире том, что не понять,
Его не изменить.
Когда человека загоняют в угол, он только усугубляет безысходность, цепляясь за несбыточные надежды, будто какое-нибудь чудо всё изменит к лучшему, в таких случаях апатия бывает самым удобным душевным состоянием.
— Опять моросит?
— Мам, ты не замечала, что в безличных предложениях есть какая-то безысходность? Моросит… Ветрено… Темнеет… А знаешь, почему? Не на кого жаловаться. И не с кем бороться.
Опустошенный человек способен на что угодно — и, припертый к стене, может признаться в убийстве, которого не совершал.
Потому что есть опасения, которые могут тронуть за душу, слова, которые навязчиво звенят в ушах, и ситуации, которые не оставляют тебе выбора. На которые ты никак не можешь отреагировать. Не можешь найти выход.
Нас бесит, когда нам указывают, что нам делать, но не знаем, что делать, пока кто-нибудь нам не скажет. Пусть кто-нибудь другой думает вместо нас и действует вместо нас. Пусть они строят дома, дороги, делают автомобили, проводят газ, свет, воду и канализацию. А мы будем сидеть тут, на наших мозолистых задницах с опущенными руками.
Но лишь в эпических трагедиях печаль безысходна. В реальной жизни трагичное и комичное настолько переплетены между собой, что, когда ты особенно несчастен, происходят смешные вещи, заставляющие тебя смеяться помимо собственной воли.