революция

— Это уже не смешно, Ада. Министерство внутренних дел предпринимает определенные шаги.

— Ну и как же Томми Шелби сможет остановить революцию?

— Джесси Иден приняла мое приглашение на ужин.

— О, конечно, прости. Томми Шелби остановит революцию своим членом.

Скоро в стране будет опять революция. Первый признак, что идет революция: правительство только и делает, что требует у нас золота, а само не платит нам ни реала.

Во время революции нищета бывает одновременно и причиной и следствием.

Но чего нельзя, нет, — решать дело оружием. Это значило бы — допоследне развалить нашу жизнь и погубить народ. Оружейные песни не знают доброго конца.

— Где ты взял этих козлов?

—  А в революции всегда бывают только козлы да бараны. Выбирай!

— Революция неизбежно победит. Но как только она закончится, вам скажут то же, что сказал Мадеро всем, помогавшим ему: «Большое спасибо, друзья; теперь разъезжайтесь по домам».

— А я сам хочу, чтобы меня оставили в покое и не препятствовали вернуться домой.

— Об этом и речь. Но я еще не кончил. Вам скажут: «Постоянно подвергая свою жизнь опасности, постоянно рискуя оставить своих жен вдовами и детей сиротами, прозябающими в нищете, вы добыли мне пост президента республики, вы привели меня к моей цели. Теперь снова беритесь за кирку и лопату, опять живите в вечной нужде, а мы, те, что наверху, будем грести миллионы».

Революционеры демонстрируют верность Делу и солидарность лишь до тех пор, пока им нечего делить.

Корпорации торгуют революцией в модной упаковке: прочти инструкцию во вкладыше, и не бойся передозировки.

Рафинированный бунт безопасен в любых количествах, от мизерных до запредельно астрономических.

В понятии революция заложена её гибель. Единственный способ избежать этого, который также коренится в ее природе, — сделать её перманентной, совершая всё новые и новые революции, являющиеся продолжением предыдущих.

Я вот лично считаю, что не надо врать себе по поводу того, что было до революции, и не надо врать себе по поводу того, что было после революции. У нас потому что, в основном, люди разделились на два лагеря — одни врут про то, что было до 17-го года, другие врут про то, что было после 17-го года и отстаивают друг перед другом вот эту их мифическую действительность. Идеализируют! Одни говорят, что до 17-го года была просто райская жизнь, а потом наступила катастрофа, а другие говорят, что до 17-го года был ужас, а вот после 17-го года началась настоящая райская жизнь. Проиграли и те и другие, проиграла в целом Россия, которая лет на десять погрузилась в разруху. Для меня важна Россия, как цивилизация, которая продолжается в истории, потому что она, действительно, особенная. И вот так вот, каждый раз устраивать какие-нибудь погромы, оправдывая это целями свободы, равенства и братства, улучшения благосостояния, справедливости, ну это понятно, всё это ясно, но, к сожалению, чаще всего всё это делают люди, для которых доказательство правоты их идей важнее России. Вот у нас есть два таких лагеря непримиримых, одни идеализируют все, что было до революции, другие, всё, что после революции. Вот например, какие-нибудь коммунисты, как начнут что-нибудь доказывать... а когда про 91-й год им говоришь — они говорят: «Нет, это случайность! Тут было два предателя и вот это самое...». То есть тогда, в 1917 году они вам подведут целую базу — что это: «О! Это закономерности классового развития и Маркс и Энгельс всё это описали, история развивается по спирали...» А в 91-ом году? «А в 91-ом — это два предателя!» Хорошо устроились!