— Мой отец болен синдромом Альцгеймера, а я — раком. Из-за этого моя мать очень волнуется, и порой меня это просто бесит. Я не хочу с ней говорить, я сбрасываю её звонки.
— Ну ты и говнюк. Получается, её муж не может с ней говорить, а её единственный сын не хочет.
— Все твое поведение, — продолжил Гудмен, — как бы говорит: «Меня не колышет моя семья». А на самом деле очень даже колышет. На самом деле ты страдаешь, по-моему.
— Не пытаюсь перевести разговор с трагедии моего рухнувшего домашнего очага, — ответил Итан, — но можно и гораздо более серьезные беды обсудить.
Есть вещи, о которых не только нельзя умно говорить, но о которых и начинать-то говорить неумно.
— Вот зачем было лезть в космическую песочницу? Мозг выжгло напрочь.
— Случалось разговорить и не таких косноязыких.
— Да ладно, заливаешь!
— Тебя же разговорила.
За какой надобностью непременно выплёскивать душу? Пускай лучше душа останется нерасплесканной.
– Нигде не сказано, что девушкам запрещено учиться в Академии.
– Да потому что их сюда просто не берут! Для девиц есть свои… заведения.
– Ах, как неполиткорректно с вашей стороны говорить такие гадкие вещи! Вы хотите побеседовать об этом?..
– Я не хочу беседовать об этом, – возмутился ректор Академии.
– Вы недослушали, – укоризненно произнесла я. – Вы хотите побеседовать об этом с моим адвокатом?
Мужчина поперхнулся и посмотрел на меня со странной смесью возмущения и обреченности.
Здесь так мало тех, с кем легко говорить,
И еще меньше тех, с кем не страшно молчать.
Cлайд с цитатой