Когда тиран Дионисий, правитель Сиракуз, пытал Зенона Элейского, чтобы он выдал сообщников, тот сказал:
— Будь у меня сообщники, ты бы уже не был тираном.
Когда тиран Дионисий, правитель Сиракуз, пытал Зенона Элейского, чтобы он выдал сообщников, тот сказал:
— Будь у меня сообщники, ты бы уже не был тираном.
Нет пытки хуже, чем одиночество.
Одна вещь на свете возбуждает животных сильнее, чем наслаждение. И это боль. Под пыткой ты как бы во власти одуревающих трав. Все, о чем ты слышал и читал, оживает в памяти, и ты будто переносишься душой — если не в рай, то в ад. Под пыткой ты скажешь не только все, чего хочет следователь, но еще и все, что, по-твоему, могло бы доставить ему удовольствие.
Под пыткой во всем признаются даже мазохисты – из благодарности.
Пытка есть пытка, а унижение есть унижение, только если ты сам выбираешь, что будешь страдать.
— Оно повторяется, снова и снова. Я будто в аду.
— Только без «будто».
— Что это такое?
— Это пытки, на которые ты сам себя обрек. Вина — это топливо, плюс немного таланта, чтобы было веселей.
— Пожалуйста, мне надо выбраться отсюда, как мне выбраться?
— Очень просто — никак. Пока ты не поверишь, что заслужил это. А я еще не видел, чтобы кому-нибудь это удавалось.
Но люди глупы, пытки не действуют. Под пыткой человек скажет что угодно, лишь бы остановить боль.
Нас унижали, да, но мы не униженные. Униженные — другие, те, кто надругался над нами.
Чаще всего волю узника ломала доброта, а не пытка. Человек всегда ощетинивается против давления, но доброта подкрадывается сзади и бьёт в спину, и воля твоя растворяется в слезах и благодарности. Куда труднее поставить стену против доброты.
Интересно, что хуже для тебя? Те моменты, когда Симмонс кричит, или эти долгие паузы между криками?