Люди гонятся за мечтой, возможно, потому что не знают причин своих мечтаний.
погоня
— Хэнкок!
— Что, мальчик?
— Там погоня!
— Конфетку ждёшь? Топай давай.
— Урод!
— Что?
— Что слышал.
Дело в том, что любовь у капп очень сильно отличается от любви у людей. Самка, приметив подходящего самца, стремится немедленно овладеть им. При этом она не брезгует никакими средствами. Наиболее честные и прямодушные самки просто, без лишних слов кидаются на самца. Я своими глазами видел, как одна самка словно помешанная гналась за удиравшим возлюбленным. Мало того. Вместе с молодой самкой за беглецом нередко гоняются и её родители и братья… Бедные самцы! Даже если счастье им улыбнется и они сумеют улизнуть от погони, им наверняка приходится месяца два-три отлёживаться после такой гонки.
— Какого хрена!?
— Соберись! Какого я вообще прыгал с платформы, если ты решил спуститься по ступенькам!?
— Ты смотри, что делает! [сбегая от полиции преступник на кабриолете проколол шины на колючке и стал убегать на дисках со скоростью 4 км/час] Ладно, кончай над ним издеваться. Обгоняй и тормози.
— В чём дело офицер?!
— Джонни Ди, напиваешься в барах и отдыхаешь со стриптизёршами.
— Что тут скажешь, помогаю государству заработать.
— И берёшь для себя? Вот идиот. Несмотря на явный идиотизм, ты многих обокрал... Но есть маленькая неприятная новость.
— Да ладно. У кого я это беру и краду — застрахованы. А новость — это я долго не увижусь с Тиффани?
Они разнятся уже по природе, потому что погоня — всегда действие, притом сопряжено с напряжением, душевным и телесным, бешеным током крови, отчаянным — на грани возможного — биением сердца, лошадиным выбросом адреналина, который бодрит и оживляет, швыряет вперед, спиралью скручивает мышцы и, отпустив внезапно, заставляет творить невозможное. Погоня — это жизнь на предельных оборотах. Но — жизнь. Ожидание — всегда маленькая смерть. Мучительное или не очень, но занимающее время и душу, отвлекающее от всех прочих мыслей и дел, заполняющее собою все — сознание, волю, память. Вытесняющее любые иные желания, кроме желания дождаться кого-то или чего-то. А еще оно убивает время — не сразу, а постепенно, будто введя в поток времени какой-то хитрый препарат из тех, какими пользуются анестезиологи, усыпляя больного на операционном столе — и время сначала просто замедляет ход, потом начинает ползти совершенно черепашьим ходом, потом едва передвигает стрелки, наконец, останавливается вовсе. Но этого никто не замечает, ибо все заняты ожиданием, подчинены и послушны только ему, глядят на замершие стрелки и корят себя за то, что слишком часто смотрят на часы. Вот так — подчиняясь ему, ожиданию, — жизнь постепенно замирает. И наступает маленькая смерть.