песня

Неверный жест — судьбы оскал,

Уносит прочь тебя река забвения.

Разрушит храм твоя же тень -

Другая дива, твой двойник тщеславный,

Теперь она поёт толпе о том,

Что с небом говорит на равных.

Штирлиц настроил приемник на Францию — Париж передавал концерт молоденькой певички Эдит Пиаф. Голос у нее был низкий, сильный, а слова песен простые и бесхитростные.

— Полное падение нравов, — сказал пастор, — я не порицаю, нет, просто я слушаю ее и все время вспоминаю Генделя и Баха. Раньше, видимо, люди искусства были требовательнее к себе: они шли рядом с верой и ставили перед собой сверхзадачи. А это? Так говорят на рынках…

— Эта певица переживет себя… Но спорить мы с вами будем после войны.

Большинство других исполнителей старались донести до слушателей себя, а не песню, мне же на это было наплевать. Для меня главное было — песня.

Песня ошибок не терпит, неправды не прощает. Всё фальшивое, наигранное, банальное здесь мгновенно себя обнаруживает: не за что спрятаться. Хотя непосвящённые в «секреты» эстрады считают микрофон ширмой, за которой можно скрыть недостатки. На самом же деле наоборот: микрофон беспощадно удваивает, утраивает огрехи. Он помощник хорошему певцу, а плохому, непрофессиональному — злейший враг.