песня

Я предпочитаю сочинять песни на трезвую голову, чтобы понимать: автор моих слов — я, а не алкоголь.

Кто сказал, что надо бросить

Песни на войне?

После боя сердце просит

Музыки вдвойне!

Как под ноги сердце, ты песню бросаешь свою -

Последнюю песню, о Даэрон.

Легенды слагают о птицах, что лишь перед

смертью поют -

Но смерть не излечит тебя, о Даэрон...

— Вы понимаете, что воровской жаргон, который вы навязываете со сцены, формирует атмосферу преступной среды? Чему научится молодёжь, слушая ваши песни?

— Хороший вопрос. Вы просто плохо знаете моё творчество. У меня есть много песен, не имеющих никакого отношения к жизни за решёткой. И потом я никогда не пел гимнов любым преступлениям и никогда не слышал, что кто-то из пацанов, оказавшись на скамье подсудимых, сказал, что он совершил что-то, наслушавшись песен Круга.

Все детки нарядно одеты и каждый костюмчику рад.

Наташка — Лисичка, Андрюша — Зайчишка, а Коленька — храбрый пират.

А на мне костюм ветрянки! Его дала мне Янка —

Она ж его носила, она же в нём ходила...

Костюм малобюджетный, простой, зато заметный!

Зелёнка, ватка, спичка — пойдём плясать, Лисичка!..

Я достаю гармошку и исполняю три песни ожидания подряд. Я не люблю ждать, так что песни ожидания — самые унылые из моих песен. Больше трех я и сам не в состоянии вынести. Народ обычно начинает разбегаться уже на первой.

Хорошие воспоминания словно красивая песня: не хочется, чтобы они заканчивались.

Ах, мидгардские песенки!.. Прежде я презирал эти маленькие горьковато-сладкие обрывки надежды и утраты, столь же короткие и милые, как жизни их создателей, столь далёкие от пения рогов и возвышенной музыки скрипок в моем доме; но сейчас... Ладно, я учусь видеть магию в них.

Я когда первый раз попал на телевидение, мне сценарист сказал, что я должен, после того, как свою песню запишу, остаться и репетировать со всеми «Восторг», а я сказал «Что что?». Он говорит: «Восторг» — это песня финальная в «Песне года»». Аркадий Островский, песня «Остается с человеком». А я сказал, что я с этой песней не остаюсь, поскольку я в ней не пою. Я хотел уйти домой. А он подошел ко мне близко-близко, такие глаза у него как два глобуса с поволокой, и сказал: «Молодой человек, мне 82 года, я делаю вот эту песню, потом еще одну, потом придете вы и будете делать что хотите, но я хочу, чтобы вы запомнили на всю жизнь — ваши песни нужны только вам, а народу нужен восторг». Я ему поверил и работаю, чтобы был восторг.

Как драгоценный камень, как наполненный до краев рог со старым вином держу в руках, когда прикасаюсь к народной песне. Дух захватывает от счастья, от силы, заключенной в ней, и восторг сменяется опасением: не сломать, не расплескать, донести ее людям всю до капли, повернуть так, чтобы солнце отразилось в каждой ее грани.