Ой, не бейте муху!
Руки у нее дрожат...
Ноги у нее дрожат...
Ой, не бейте муху!
Руки у нее дрожат...
Ноги у нее дрожат...
Ко мне в палату залетела оса. Теперь это её палата.
Всем было интересно увидеть парня, спасшего мне жизнь. Моя мама же смотрела на него, как на таракана, на насекомое, которое нужно раздавить.
— Вот ведь таракашка.
— Почему ты отпустил его? Людям можно умирать, а жукам, получается, нельзя?
— Люди, жуки... Какая разница? Все мы одинакого живые.
— Я еще не встречала человека, который бы так говорил. Ты странный...
— Африканская муха це-це в Южной Америке! Мировое открытие! Или я сошел с ума?! Я даже разглядел хоботок и характерные желтые полоски на брюшке.
— Вы видели муху-цеце? Но этого не может быть, братец. Муха-цеце встречается только в Африке. А кенгуру вы, случайно, здесь не встретили, мой друг? В Колумбии!
— Сударь, вы что хотите сказать, что я ошибся? Я? Член Королевской Академии? Вице-президент Общества энтомологов Шотландии, Ирландии — и Северного Уэльса.
— Я, кажется, все понял. Это была обыкновенная эта... Как её? Толсто... Желтобрюшка! Да, точно желтобрюшка!
— Не морочьте мне голову. Никакой желтобрюшки в природе не существует. В всяком случае, среди насекомых.
— В природе, может быть, и не существует. Вам, конечно, виднее. А здесь в Колумбии, есть. Это одно из самых редких насекомых.
— Что ты делаешь?
— Зондирую обстановку. След здесь обрывается. Надо бы опросить свидетелей.
— Это что ещё за свидетели? — [Скотт уменьшается и направляется к муравьям на стволе дерева] — Хорош дурачиться.
— Да нет, я серьёзно! — [Скотт возвращается в привычный облик] — Кэп не прячется.
— Откуда сведения? От друзей-мурашек?
— А от кого ещё? Информационный рисунок смазан, но что-то подняло Кэпа в воздух, напугав муравьёв.
— Шестое муравьиное чувство проснулось?
Насекомые, которые умеют стрекотать, попадаются первыми.
В конце концов нас запихнули в крохотную камеру с двумя койками, уже заселённую примерно пятьюдесятью тысячами душ. Двадцать тысяч обитателей представляли блохи, ещё двадцать тысяч — клопы, а остальных я и по сей день не могу классифицировать.
В конце концов нас запихнули в крохотную камеру с двумя койками, уже заселённую примерно пятьюдесятью тысячами душ. Двадцать тысяч обитателей представляли блохи, ещё двадцать тысяч — клопы, а остальных я и по сей день не могу классифицировать.
— Что вы не любите?
— Тараканов. И пауков тоже, но эти пусть живут (и жуют тараканов).