Стыдно и тоскливо смотреть в глаза больному, которому я был не в силах помочь.
Этому я могу помочь, этому нет; а все они идут ко мне, все одинаково вправе ждать от меня спасения. И так становятся понятными те вопли отчаянной тоски и падения веры в своё дело, которыми полны интимные письма сильнейших представителей науки. И чем кто из них сильнее, тем ярче осужден чувствовать своё бессилие.
Сначала ты просто не находишь себе места от бессилия, а через какое-то время все становится просто скучным.
Эй, лукавый, подожди, я поспорю с тобой.
Кто сказал, что нельзя управлять Сатаной?
В полночь или в день – мне теперь всё равно.
Помни, рядом зло, но бессильно оно.
— Друг мой, вы больны...
— Да, болен!
— ... организационным бессилием и бледной немочью.
— Звездочка, дай миллион, а? Я уеду, обещаю. Обязательно, зуб даю. Не могу я здесь больше, достало, сил нет. Задушит меня этот город. Задушит до смерти, сука такая! Ты только дай миллион, ладно? А я сразу. Прям на следующий день. Или в этот же вечер. Только костюм куплю и в баню схожу...
Когда над ситуацией нет никакого контроля, остаётся бессилие. Тогда мы называем его доверием и успокаиваемся...
Оправившись от инфаркта, Раневская заключила:
— Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.
Я раздавлен. Да, именно так. Плачешь и плачешь, пока не кончатся слезы... А потом еще...
Сильного человека станут слушать, предстань он перед Сенатом в рубище или вовсе голым, а губошлепа не украсят ни доспехи ветерана, ни тога с алой каймой.
Cлайд с цитатой