Никогде

Нет ничего лучше абсолютного неведения, не правда ли?

— Слушай, Гарри, – начал Ричард, – ты никогда не спрашивал себя, неужели реальность ограничивается вот этим? – он сделал неопределенный жест, будто обводил все вокруг. – Работа. Дом. Паб. Знакомства с девушками. Жизнь в городе. Жизнь. Это все, что есть?

– Я не боюсь упасть, – сказал он самому себе. – Я боюсь того, когда перестаешь падать и наступает смерть.

Впрочем, он знал, что лжет. Боялся он самого падения… тщетного размахивания руками, кувыркания в воздухе, сознания того, что он ничего не может поделать, что никакое чудо его не спасет…

Нет ничего лучше абсолютного неведения, не правда ли?

Чем больше ты делаешь, чем больше говоришь и слышишь, тем больше проблем себе создаёшь.

– Хочешь знать, каково это, быть мертвым? – прошептал он. – Холодно, друг мой. Темно и холодно.

– Бедняжка! – сказал Ислингтон и печально покачал головой, словно сожалея о бессмысленной смерти, о бренности человеческого тела, о горьком уделе всех людей, обречённых на страдание и смерть.

– У тебя доброе сердце, – проговорила она. – Этого бывает достаточно, чтобы не пропасть… – она покачала головой, – но чаще всего одной доброты мало.

Мальчик прищурился и высокомерно посмотрел на нее – так смотрят некоторые великие художники и все без исключения девятилетние мальчики.

Где-то в глубине сознания тоненький голосок разума говорил Ричарду, что Атлантиды никогда не было и, если уж на то пошло, ангелов тоже не бывает, да и большая часть всего, что с ним происходило, – это бред. Но Ричард не стал его слушать. Медленно и с трудом он учился доверять своим чувствам. Он понял, что самое простое и самое правильное объяснение всему, что он увидел за это время, – то, которое давали Дверь, маркиз и другие. Да, это объяснение казалось невероятным, но оно было единственно верным. Он сделал ещё глоток вина и вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым. Он подумал о небесах – таких огромных и синих, каких он никогда не видел, о солнце – большом и жёлтом, которое светило над миром, где всё было проще, потому что и сам мир был гораздо моложе.