Никогде

– Скажи, ради чего такого важного ты решил умереть?

– Ради информации, – прошептал маркиз. – Люди говорят тебе гораздо больше, если знают, что ты вот-вот умрешь. И еще больше, когда ты уже умер.

Все время от времени совершают ошибки. Ничего не поделаешь, мы ведь не роботы.

– Чем могу служить? – спросил лакей, и Ричард подумал, что некоторые говорят: «Сдохни, ублюдок!» с гораздо большей теплотой и дружелюбием.

— Слушай, Гарри, — начал Ричард, — тебе никогда не казалось, что должно быть что-то еще?

— В смысле?

— Неужели ничего нет, кроме вот этого? — Он обвел рукой пустую улицу. — Работа. Дом. Паб. Девушки. Город. Жизнь. Неужели это все?

— Ну, вроде того.

Аббат знал, что ожидание – грех. Следует ценить каждое мгновение. А ожидание – это неуважение по отношению к будущему и настоящему одновременно.

(Мгновения следует переживать, а ожидание — грех как против времени, которое еще настанет, так и против минут, которыми пренебрегаешь ныне.)

Впрочем, он сообщил Крупу и Вандемару, что обожает убивать и считает себя в этом деле профессионалом, чем ужасно их насмешил — как насмешил бы Чингисхана юный монгол, похваляющийся тем, что впервые сжег юрту или разграбил селение.

Нет, дитя моё, меня не обманешь. У меня глаз намётанный. Героя сразу видно — у него особенный взгляд.

— Простите, — проговорил он, — я понимаю, такое спрашивать не прилично, но все же. Вы в своём уме?

— Может и нет, но вряд ли. А что?

— Потому что кто-то из нас двоих точно сумасшедший.

Мое будущее столь же многообещающее, как будущее мухи-однодневки.

Падать не страшно. Страшно долететь до дна и разбиться.