Мальчик шел, в закат глаза уставя.
Был закат непревзойдимо желт.
Даже снег желтел к тверской заставе.
Ничего не видя, мальчик шел.
Шел,
Вдруг
Встал.
В шелк
Рук
Сталь.
С час закат смотрел, глаза уставя,
За мальчишкой легшую кайму.
Снег, хрустя, разламывал суставы.
Для чего? зачем? кому?
Был вором-ветром мальчишка обыскан.
Попала ветру мальчишки записка.
Стал ветер петровскому парку звонить:
Прощайте...
Кончаю...
Прошу не винить...
Значит — опять
темно и понуро
сердце возьму,
слезами окапав,
нести,
как собака,
которая в конуру
несет
перееханную поездом лапу.
Себя до последнего стука в груди,
как на свиданье, простаивая,
прислушиваюсь:
любовь загудит —
человеческая, простая.
Ураган, огонь, вода
подступают в ропоте.
Кто сумеет совладать?
Можете? Попробуйте...
Лезу — стотысячный случай — на стол.
Давно посетителям осточертело.
Знают заранее всё, как по нотам:
Буду звать (новое дело!),
Куда-то идти, спасать кого-то.
В извинение пьяной нагрузки
Хозяин гостям объясняет:
— Русский!
— Вот вы писали, что «среди грузинов я грузин, среди русских я русский», а среди дураков вы кто?
— А среди дураков я впервые!
Немолод очень лад баллад,
Но если слова болят
И слова говорят про то, что болят,
Молодеет и лад баллад.
Мы живём, зажатые железной клятвой.
За неё — на крест, и пулею чешите:
это — чтобы в мире без Россий, без Латвий,
жить единым человечьим общежитьем.
Товарищ Ленин,
я вам докладываю
не по службе,
а по душе.
Товарищ Ленин,
работа адовая
будет
сделана
и делается уже.
Cлайд с цитатой