Аюкава Нобуо

В море

Дни и месяцы проносятся быстро,

Быстрей, чем это казалось сначала.

(Что происходило в тот год, я тоже не помню.)

Митамаэ.

Не знаю,

Когда на ветру

Мы обрели удивительно лёгкие крылья!

Не помня ни дня, ни ночи,

Мы в большом пустующем небе

Искали какой-то остров…

А нос корабля,

Что увешан смешными кругами,

Смотрит теперь только на Южный Крест

И всё ходит по кругу.

Это было осенью сорок второго года.

«Ну, будь здоров!

Наверно, не свидимся больше.

Останемся мы живы или нет,

Виды наши на будущее плохи,

И впереди только темнота».

Так, подшучивая над собой,

В неуклюже сидящей на нас форме,

С нелепыми ружьями,

Мы уходили из ночного квартала по одному

И гасли, как огоньки.

В мае 1944 года, ночью,

Я видел умирающего солдата.

Он лежал на деревянной полке

Ещё живой

И мучился от лихорадки.

Объятый пламенем бледной памяти,

Он всё плакал по матери, сестре, возлюбленной.

Между ним и мной

Лежала непреодолимая граница.

Было видно, как он корчится

В тени блеклого света,

В колышущихся огнях дня и ночи.

Госпитальное судно плыло в Восточно-Китайском море.

Он умирал,

Проклиная войну,

Отвергая гонорар, обещанный нам всеми богами,

Отвергал, чтобы умереть навеки.

(Человечность-человечность…

Этот прекрасный солдат

Уже не воскреснет.)

А где-то в далекой стране

Его святая смерть

Теперь сокрыта в книге с золотой каймой

Над книгой низкий голос и

Мягкая женская рука.

В детстве решил: «вот ведь страшная жизнь!

Если скажет мама: «давай умрём»,

Я кивну,

Потому что жизнь — страшная, а смерть — лёгкая».

Пришла юность, но с ней пришли и тяготы жизни,

А смерти теперь ты ждёшь в страхе и смятении.

Мир, все люди тебе отвратительны,

И между «жизнью» и «смертью» стоит знак равенства.

Но после приходит зрелость

И с ней немного комфорта.

Смерть становится очень простым фактом,

Потому что теперь ты мужчина с жидкими волосами.

Смерть не тревожит,

Ты как бы боксёр с лишним весом, которого сняли с ринга.

Потом приходит молодёжь, разгоняет запах смерти,

И ты похлопываешь по плечу: «ну-ну, привет…»

Теперь я не жалею о смерти.

Перестал тревожиться о жизни.

Но и в том, и в другом случае это ошибка.

Вот вам урок смерти: насвистывая,

Ты останешься боксировать только с тенью.

Горечи и гневу, недовольству

Нет нигде места.

Подняв глаза к небу,

Засунув ноги в тяжелые ботинки,

Ты тихо лёг на бок:

«Прощай.

Нельзя больше верить

Ни в солнце, ни в море».

Скажи,

Твоя грудь болит до сих пор?

Ответь мне,

Ответь

Мне

М., уснувший в земле.