Вера Камша

За века из благих нитей дурные ткачи соткали жуткую картину. В ней слабым можно все, а сильным нельзя ничего, но мир держат сильные, и они нуждаются в защите во имя тех же слабых.

— Но Рамиэрль, — Примеро уже не приказывал, он просил, — Рамиэрль, нам без тебя и твоего кольца не проложить дороги к Эрасти. А Рене, он уже или погиб, или спасся. Будь благоразумен, миру грозит гибель, неужели ты пожертвуешь всеми ради одного и позволишь Тьме...

— Слушай, волшебник, — Роман говорил, как рубил клинком, — «Мир», «Конец света», «Тьма» — это пока лишь слова. А Рене Аррой — мой друг, и его жизнь для меня значит больше, чем ваши, вместе взятые. Радеть за весь свет проще, чем быть путным другом.

Эта мерзавка всегда говорит, как на похоронах, или нет? Только на похоронах еще и плачут, но плакать мы не станем, от плача краснеют глаза и распухает носик. Мы будем страдать молча.

Не равняйте меня ни с Создателем, ни с невеждой. Лишь первый знает все, и лишь второй так полагает.

Леденящие душу замыслы лучше всего лелеять в леденящую тело погоду.

Наука идет фам фпрок, но это пофот не для задирания носа, а для трута. Отшень польшого.

— Альдо, ты веришь в древние силы?

— Разумеется. — Если спросить Клемента, верит ли он в сухарики, у крыса будет такой же вид.

Жанетте не нужно быть венчанной с Жаном, чтоб родить от него Жанно…