Я многих знал, но не обрел подруги,
Искал — но не нашел у них тепла,
Я отдал не одной свои досуги,
Но ни одна мне сердце не зажгла.
Я многих знал, но не обрел подруги,
Искал — но не нашел у них тепла,
Я отдал не одной свои досуги,
Но ни одна мне сердце не зажгла.
Да, он коварством отточил искусство,
Он мог в лице меняться как хотел,
Умел изображать любое чувство,
То вдруг краснел, то, побледнев как мел,
Молил и плакал и в слезах немел,
То дерзкий был, то робкий и покорный,
И даже падал в обморок притворный.
Какая сила скрыта
В прозрачной капле, льющейся из глаз!
Пред ней смягчится сердце из гранита
И лед в груди растает в тот же час.
Шлет подарки тароватый царь
Не в то жилье, что скудно и убого,
Но в изобилье пышного чертога.
Ах, но кого чужое учит горе,
Кому подскажет боль чужих обид,
Что сам он должен испытать их вскоре,
И кто грядущий день предотвратит?
Ручаюсь я, что в зале эта пьеса
Не вызвала большого интереса.
Одни пришли, чтоб мирно подремать, -
Их громом труб могли мы напугать.
Они воскликнут: «Чушь!» Другим по нраву,
Когда весь город осмеют на славу...
Но ведь сатиры не найдешь у нас!
Мне кажется, что показал народ
Безмерную приверженность к престолу, -
А впрочем, к этому всегда он склонен.
Стыдись любовь! Как схваченный ворами
В пути богач, ты ужаса полна...
Еще неуловимая глазами,
Для сердца малость всякая страшна.
О том, как дерзких юношей в рабов
Любовь в безумстве мудром обращает,
Как губит в детство впавших стариков,
Она уныло песню начинает.