Уильям Гибсон

Никогда — это огромная дыра в сердце, нужно время, чтобы она... затянулась.

Ты — дар. Дар с небес. Таких, как ты, на свете очень мало, — бог, изредка сжалившись над множеством несчастных дураков, создает для них одну такую, Гитель. И для меня в том числе.

— Я тебе больше не нравлюсь.

— Я тебя ненавижу, разве это недостаточно страстное чувство?

— Тебе не хочется плакать? Мне хочется.

— Подлости не растворяются в слезах, иначе этот город был бы сплошной грязной лужей.

Нуждаться? Нет, не то. Любовь — это всегда вместе, неразрывно, день за днем, год за годом… Любовь — это видеть глазами другого. Она любит мосты, и ни на один здешний мост я не мог смотреть без боли, потому что ее глаза этого не видят. И еще сотни таких вещей, на каждом шагу. Не просто друг, в чем-то даже мой смертельный враг, но жена, и срослась со мной. (смотрит на бумагу из суда) Что я мог сказать тебе об этом — об этой бумажке? Что брачный союз не расторгнут, не стал недействительным? Разве я перестану чувствовать свою правую руку, если потеряю ее? Вот что такое любовь для меня.

Никогда не выгоняйте человека после того, как намекнули, чтобы он остался на всю ночь. Это как-то неженственно.

Нет места опаснее, чем комната, в которой живешь. Шестьдесят процентов несчастных случаев происходит дома. Не считая разрывов между супругами. Хочешь жить в безопасности — будь бездомным.

У душ есть ограничение по скорости, они отстают от самолетов и прибывают с задержкой, как потерявшийся багаж.

Небо над портом было цвета экрана, настроенного на пустой канал.

Чего они не говорят тебе, так это что невозможно двигаться, жить, действовать на каком-либо уровне, не оставляя следов, кусочков, кажущихся бессмысленными, фрагментов информации личного свойства. Фрагментов, которые могут быть извлечены, усилены.