Под кожей у любого человека
в комочке, называющемся сердце,
есть целый мир, единственно достойный
того, чтоб тратить краски на него.
Туда фотограф никакой не влезет.
Запечатлеть невидимое надо.
Художник не подсматриватель жизни,
а сам её творенье и творец.
Единственное, что может отменить войну навсегда, это изменение человеческой психики. У тех, кто, взлетев над Землёй, увидит её во всей красоте и хрупкости, психология будет меняться. Сначала это будут единицы, потом сотни, потом миллионы. Это будет уже совсем другая цивилизация, другое человечество. Они совсем по-новому оценят красоту земли, вкус каждой её ягоды...
Смерть многолика... У самоубийства
не может быть всего одна причина.
Когда за что-то зацепиться можно,
нам не конец. А не за что — конец.
У смерти может быть одновременно
лицо толпы, лицо самой эпохи,
лицо газеты, телефона, друга,
лицо отца, учительские лица.
У смерти может быть лицо любимой
и даже нашей матери лицо.
Внутри большой истории Земли
есть малые истории земные.
Их столько, что историков не хватит.
А жаль.
Самоубийственно всё знать,
но и незнанье как самоубийство,
лишь худшее — трусливое оно.
Жизнь без познанья — мёртвая трибуна.
Большая жизнь из жизней состоит.
История есть связь историй жизней.
Народ, народ... Затрёпанное слово,
которым очень любят спекульнуть
сидящие на шее у народа,
привыкшие болтать с трибун о том,
как нежно они любят эту шею.
Единого народа в мире нет.
Всегда в любом народе — два народа,
те, что сидят на шее у других,
и те, кто эту шею подставляют.
А надо разучиться подставлять.
Единственный банк, в который можно вкладывать все сбережения, — воспоминания. Этот банк никогда не прогорит.
Люди — единственные животные, которые охотятся друг на друга. Даже гиены этого не делают... Знаете, что звери думают о нас? Звери думают, что они — это люди, а люди — это звери...
— Задним умом все самые умные, — резко сказал Коломейцев. — Легкая это штука — заднеумная философия.
И если кто-то где-нибудь несчастен -
в Сантьяго, Химки-Ховрино, Нью-Йорке, -
то всё равно он права не имеет
себя убить. Безвыходности нет.
Усталость самого измученного тела
легка в сравнении с усталостью души,
но если две усталости сольются
в одну, — то и заплакать нету сил,
а плакать хочется особенно — когда
устал настолько, что не можешь плакать.
Cлайд с цитатой